О духовной жизни современной Америки

Эмерсон — человек со вкусом. Никто в Америке не мог сравниться с ним в искусстве владеть вниманием дамской аудитории. Никогда никого не оскорбляя, он у всех вызывал интерес. Изящная внешность, благородные манеры, приятный голос, жесты опытного оратора, сдержанные и чуточку торжественные, словно в церкви, и, главное, изысканная речь — все это было при нем. Как критик, он интересен не глубиной суждений и литературных познаний: из всего, что он написал, на удивление мало такого, чего не мог бы сказать любой образованный человек, если, конечно, отвлечься от на редкость выразительного эмерсоновского слога. Нет, главная привлекательная черта этого человека — счастливый для оратора и публициста дар облекать свои мысли в интересную форму. Мысли, изложенные со вкусом, любопытные мысли, благие мысли. Есть авторы, особенно среди журналистов и публицистов — с ходу назову для примера Рошфора, — обладающие замечательной способностью писать прекрасно, талантливо на любую тему, сочинять глубокомысленные, мудрые сентенции, отнюдь не всегда относящиеся к данной теме, но все же не обретающие абстрактного звучания в силу того, что они связаны с данным текстом, близки ему по стилю, да и оживляют статью. Такую статью всегда читают с интересом, потому что она интересна сама по себе, а вовсе не потому, что она досконально исследует какую-либо проблему, сообщает новые сведения или хотя бы придерживается темы, заявленной в заголовке. Мы нисколько не ущемим Эмерсона, признав, что и ему отчасти свойственна эта удивительная способность. Его писания изобилуют этакими короткими, отточенными фразами, которые далеко не всегда добавляют нечто существенное к теме, но зато и сами по себе ценны и являются частью его творчества — словно бы приправа, придающая блюду особый вкус, — это сравнения и намеки, резкие повороты мысли, меткие афоризмы, выстрелы, выпады слова, короче, такое, что не всякий способен высказать, но что всякий и каждый от души одобрит, как только это скажет другой. А подойдя к сути дела, спросишь себя, что же, собственно, он доказал, осветил, определил всеми своими блистательными фразами, и с изумлением убедишься, что Эмерсон, в сущности, удивительно мало поведал нам о рассматриваемом предмете за то короткое, а не то и долгое время, когда он безраздельно владел нашим вниманием. Обратимся к примеру. Книга «Представители человечества» открывается лекцией «О пользе великих мужей». Здесь мелькают сочные мысли, интересные мысли, прекрасные мысли. Но что же утверждается в этой лекции? А то, что можно многому научиться у великих людей. Ах, какое потрясающее открытие! Но ведь эту истину я знал еще лет за десять до конфирмации! Просидеть в зале целый час, чтобы услышать: у великих людей можно многому научиться! Нет, вы только представьте — целый час! И все равно нет причин полагать, что Эмерсон когда-то наскучил своим слушателям, точно так же как и сейчас никому не наскучит чтение текстов его лекций, — неизменно увлекательные, они пестрят интересными высказываниями. Он так прочно уверовал в эту святую истину — «можно многому научиться у великих людей», — что безоговорочно провозгласил: «Мужей воспитывает великий человек». Правда, этот вывод он сам же опровергает на стр. 122 той же книги, в очерке о Шекспире, но крайне забавно наблюдать ход его мыслей, и, пока он вещает, наше внимание безраздельно отдано ему. Великий человек, стало быть, воспитывает мужей. «Каждое судно, плывущее в Америку, плывет по карте Христофора Колумба, каждое произведение литературы обязано своим появлением Гомеру». «Платон — это философия, философия — это Платон». «От Платона берут свое начало все проблемы, которые и по сей день обсуждаются мыслителями. Св. Августин, Коперник, Ньютон, Бемен, Сведенборг, Гёте — все они должники Платона и повторяют его слова».

Эти имена оживляют мертвую паузу; на лекции, где звучат подобные мысли, слушатели не зевают от скуки; ничего нового ты не узнаешь, оратор ни в чем тебя не убедил, но ты слушаешь его с интересом. Можно было бы многое ему возразить, в частности процитировать самого Платона: «Все виды философии не собраны в мозгу одного человека, а возникают в умах разных людей» («Республика»), доказать, что и у Платона, чьим должником он является, тоже были предшественники, а именно — Солон, Софрон, Сократ, — но ты с удовольствием выслушиваешь все эти занимательные нелепицы в философской лекции, забавляешься, не сетуя на потерю времени.