О духовной жизни современной Америки

В этих пьесах, могущих похвастать разве что эффектным реквизитом, иной раз встретишь одни и те же декорации, совершенно независимо от того, происходит ли действие в какой-нибудь тулонской таверне или же в добропорядочном доме марсельских буржуа, — и все это в рамках одной и той же пьесы! А в других пьесах, уже не столько французских, сколько американских, можно увидеть один и тот же задник как для сцены в турецком гареме, так и в американской пивной. Американцы вовсе не считают, что декорация должна быть связана с темой данной пьесы. Если уж им посчастливилось найти что-то эффектное, что с успехам можно показать зрителям, они непременно выставят его напоказ, независимо от того, разыгрывается ли действие пьесы в прерии или же в городской обстановке.

Нет причин полагаться на американский вкус к декорациям, особенно после пристального его изучения, это вкус неотесанный — в нем не чувствуется никакой школы. Американцам и мечтать не приходится о таком декоративном искусстве, какое было создано Людовиком Баварским, они даже представить себе не могут такой красоты, как скользящие, вращающиеся волшебные пейзажи в «Урвази», в ином случае они не стали бы похваляться своим собственным эффектным картонным лесом. Но американцы не знают искусства декорации, оно неведомо им, даже в этой сфере они ничему не желают учиться. Они предельно последовательны в своем самодовольстве.

II. Враждебность ко всему чужеземному

В наших газетах иной раз можно прочитать, что в такой-то день в Нью-Йорке сыграли «Привидения» Ибсена, а в другой день в одном из городов американского Запада показали пьесу Сарду. Все это правда лишь наполовину. Говорю это частичка по собственному опыту, частично по рассказам других. «Привидения» ни разу не ставились в Нью-Йорке, так же как и пьес Сарду ни разу не играли ни в одном американском городке[13]. Что же касается «Привидений», то в Нью-Йорке играли только сцены, которые не могли вызвать смущение умов. Все «привиденческое» выкорчевали из этой пьесы и поставили ее в таком виде, что узнать ее было совершенно невозможно. Чтобы показать, как грубо обращались с художественной тканью пьесы, как ее уродовали и калечили, мне достаточно упомянуть одно то, что к изуродованной финальной сцене добавили еще и стишки, которыми фру Альвинг предписывалось под занавес позабавить публику. Стало быть, утверждение, будто бы в Нью-Йорке показали ибсеновские «Привидения», в лучшем случае можно считать полуправдой.

Что же касается Сарду, я несколько раз видел его имя на американских театральных афишах, но сделать из этого вывод, что его пьесы и вправду играли на американской сцене, было бы ошибкой. Его ждала та же судьба, что и Ибсена: его драмы редактировали, расчленяли на куски, растворяли в другом сценическом материале, дробили на множество отдельных сцен, наконец включали в них роль ирландца, который непременно должен был читать стишки или же плясать джигу. А в не сфальсифицированном виде Сарду еще ни разу не ставили ни на одной американской сцене, по крайней мере на английском языке и в исполнении американских актеров.