О духовной жизни современной Америки

А все же американцам хочется сделать все по правилам. Если уж повесили у себя над сценой портрет иностранца, во всяком случае, портрет человека, чьи американские корни весьма сомнительны, то хорошо бы повесить там же еще и портреты двух других деятелей, американское происхождение которых никто оспорить не может: сказано — сделано. Поскольку у Америки нет ни одного собственного драматурга, то, казалось бы, соседствовать с Шекспиром по праву должен кто-нибудь из крупнейших американских драматических актеров. Но нет, их мы там не увидим — ни Кина, ни Бута, ни Мэри Андерсон. Рядом с Шекспиром висят Джордж Вашингтон и Авраам Линкольн. При виде этой картины сразу проникаешься чувством, что Шекспир попал в компанию истинных деятелей искусства! Опять все тот же патриотизм! Не то вменяется в задачу американскому театру, чтобы он отражал явления, события, волнующие наш современный мир, — нет, театр, видите ли, должен, прежде всего, потчевать зрителя американскими реалиями. Американский театр должен быть патриотическим; мало того, от него вдобавок требуют политики, окрашенной то в цвета республиканцев, то в цвета демократов. И в день 4 июля, посетив соответствующие спектакли, вновь убедишься, иной раз не без опасности для жизни, в пламенном патриотизме американских театров. Когда мне случалось сидеть в зрительном зале американских театров, на меня порой находила такая скука, что я принимался читать программу, и вдруг меня вырывали из моей апатии неожиданные аплодисменты, овации зрителей, крики «браво», «браво», сотрясавшие весь театр. Что такое, в чем дело? Смотрю на сцену — нет, все как обычно: актер читает монолог аж в полмили длиной. В крайнем удивлении я обращаюсь к соседу, спрашиваю, что же такое все-таки случилось? Как же, отвечает сосед — а сам при этом аплодирует с таким исступлением, что едва способен говорить, — как же, отвечает он, вы же слышали: «Джордж Вашингтон!» Оказывается, актер, читавший со сцены свой монолог, и правда произнес имя Джорджа Вашингтона! И этого оказалось довольно. Более чем довольно! Вся масса зрителей была наэлектризована, в зале поднялся невообразимый шум, хуже, чем на какой-нибудь фабрике по изготовлению котлов. Люди кричали, галдели, стучали об пол тросточками и зонтами, метали бумажные шарики в тех, кто не участвовал в этом галдеже, кидали носовые платки, свистели — и все только во славу Джорджа Вашингтона! По этому поводу можно было бы заметить: разве обязательно при звуке этого имени бесноваться целых пять минут? Но заметить такое может лишь тот, кто не знаком с американским патриотизмом. Такие уж пылкие патриоты эти американцы, что пресное влияние этого патриотизма опошляет даже их театральное искусство. Разве это искусство — продекламировать монолог с упоминанием Джорджа Вашингтона! А уж аплодировать при звуке этого имени — само собой, гражданский и человеческий долг всякого американца.

В том-то и дело, что американскому театру недостает главного: самого духа искусства. Он располагает вполне приличными актерами и шекспировскими трагедиями, но истинного духа искусства он лишен. Достаточно переступить порог американского театра, и отсутствие этого духа сразу станет заметно. Словно ты вошел не в учреждение, призванное осуществлять нравственное воспитание, не в храм искусства, а в хорошо обставленный балаган, где тебя потчуют балаганным представлением и ирландскими шуточками. Вдобавок ежеминутно тебе мешают смотреть спектакль. С галерки тебе на голову летят сигаретные окурки и ореховая скорлупа. Вокруг снуют служители с подносами, на которых стоят напитки в бутылках и лежат сладости в кульках, и с громкими криками предлагают свой товар, идет купля-продажа, кругом шуршат деньгами, шепчутся, переговариваются вслух, сообщают друг другу рыночные цены, рассказывают, какая нынче уродилась пшеница. Потом вдруг появляется человек, который раздает театральные программы на следующую неделю, а уж эти программы полностью отвечают духу, господствующему здесь во всем прочем, и внешне напоминают американский аккредитив. Все сплошь — коммерция, балаган, бездуховность.