О, этот вьюноша летучий!

Какая расчудесная картина!
Мне кажется, что я кого-то съем!
Но прежде дай, малютка Агриппина,
Шепнуть тебе на ушко – же ву зем!

Чуть дрогнул помост в могучих руках. Слеза прокатилась по багровой щеке. Агриппина опустила помост и… и бросила розу Формидаблю, и тот ее поймал, едва не теряя сознания от счастья.

Тут же выскочил из-за угла кулис мистер Дэйнджеркокс, выставил боксерские кулачки и взлетел на трибуны. Боцман, однако, не растерялся и огрел соперника контрабасом по голове.

Публика изнемогала от смеха, полагая, что это новая сногсшибательная клоунада.

Ночь дуэли! Роковое движение часовой стрелки! Прошлое сумбурной чередой проносится в эти минуты в воспаленном мозгу дуэлянта…

Неужели наш герой выражается столь высокопарно? Конечно же нет! Это его «друг», завистник и вечный подражатель Роже Клаксон, скрестив на груди руки, сидит в своей каюте и воображает себя капитаном Деланкуром.

Но что это? Он слышит какую-то веселенькую подпрыгивающую музыку. Трагически-торжественный, но слегка оскорбленный легкомысленными звуками, Роже приходит в кают-компанию и видит там своего командира, который – улыбка до ушей – бренчит на пианино, напевает «В Японии было иначе, в Бразилии было иначе», да еще и попивает винцо.

– Чем ты занят, мой несчастный друг? – спрашивает Клаксон.

– Готовлюсь к дуэли! – был ответ.

Филип посмотрел на часы.

– Ба! Уже без четверти! Пошли! Прихвати-ка, дружище, вот это!

Он показал на огромный саквояж.

– Что там? – опешил Роже.

– Оружие.

Разгар белой ночи. По середине Невского проспекта катит «паккард». Граф Опоясов и Владислав на заднем диване.

– Все-таки это возмутительно, Владислав, что вы отрубили от редкого тропического растения цветущую ветвь, – вычитывает граф дуэлянта.

– Однако, взгляните, ваше сиятельство, какой получился великолепный пропеллер! – восклицает Владислав, показывая названный предмет.

Авиатор просто сияет. Пушечный оглядывается злорадно на графа и подмигивает Владиславу.

– Кажется, все ваши шишки уже зажили после утреннего падения? – хмуро осведомляется граф. – Как-то странно у вас получается.

– Петр Степанович, авиаторы – как коты или даже лучше! – восклицает юноша. – У нас даже переломы срастаются за один день, не говоря уже о растяжениях. Я вполне, вполне готов к новым полетам.

– И вы это говорите перед дуэлью? – усмехнулся Опоясов.

– Ах да, дуэль! – хлопнул себя по лбу Владислав. – Ну, конечно, я буду летать не вместо дуэли, а после нее. Жаль француза, он мне симпатичен. Лучше бы на его месте были вы. Пардон, что-то я не то говорю.

– Вы совсем не думаете о Кате, – сердито сказал Опоясов.

– Зато вы, ваше сиятельство, больно уж много о барышне думаете, – пробасил Пушечный.

– Молчать! – побагровев, заорал Опоясов. – Молчать, мерзавец!

– Стоп машина, – сказал Пушечный и остановился. – Дальше, ваше сиятельство, придется пешком.

– Это почему же?! – взревел было граф, но осекся. – В чем дело, объясните, господин Пушечный.

– Бензину не хватит на обратный путь, ваше сиятельство. Необходимо заправить резервуар.

– Да зачем же нам обратный путь! – вскричал граф. – Главное, туда добраться.

– А трупы на чем будем везти, ваше сиятельство? Ежели Славик мусью прихлопнет? Или наоборот? Или друг друга укокошат?

– Фаддей Иванович, безусловно, прав, – говорит Владислав. – Без автомобиля с трупами будет масса хлопот. Ничего, ваше сиятельство, здесь уже близко.

Он выгружает из багажника тачку с основательным грузом в дерюге.

– Что это у вас? – брезгливо поморщился Опоясов.

– Оружие, – весело объяснил Владислав.

Они пошли к Неве, толкая перед собой тачку. Пушечный стал быстро разворачиваться.

Счастливый боцман Формидабль вальсировал на стрелке Васильевского острова, прижимая к груди бесценный сувенир – розу Агриппины.

Вдруг он заметил целый отряд полиции – одиннадцать усачей-городовых важно и деловито маршировали по асфальту, придерживая огромные шашки. При виде союзника отряд на миг остановился и отдал честь.

Формидабль бросается к полицейским, обнимает одного за другим, кричит, показывая фото своей избранницы:

– О рюс казак! Голубчики мои, суровые моряки! Любовь! Ля амур! Ле баба!

Городовые, ухмыляясь, отстегивают пуговицы, и каждый извлекает из мундира аналогичное фото.

Формидабль польщен.

– О, океанские драконы! Я вижу, вся Россия влюблена в мою Агриппину! У меня изысканный вкус! О-ля-ля, это их идеал, но любит она меня. Виват!

– Виват! – рявкают городовые.

Петербургские сфинксы, быть может, не столь загадочны, как их египетский пращур, но все же являют собой весьма торжественный фон для такого мрачного акта, как дуэль.

Торжественно и мрачно стоят рядом друг с другом секунданты: граф Опоясов и лейтенант Роже Клаксон. А где же дуэлянты? Ага, вот они. Филип выглядывает из-за одного сфинкса, Владислав из-за другого.

ФИЛИП: Эй, приятель, мне чертовски надоели все эти традиционные пистолеты, шпаги, палаши. Может, придумаем что-нибудь повеселее?