О, этот вьюноша летучий!

Студия новой знаменитости, открывателя новой школы живописи Владислава Орловцева. Огромное стеклянное окно над крышами Парижа. На фоне этого окна стоит сам «маэстро» с палитрой и кистями. Рядом с ним на мольберте чистый холст. В студии в креслах сидят важные художественные критики. Артистическая молодежь стоит вдоль стен.

Владислав вдохновенно швыряет комки краски на холст.

– Браво! – кричит кто-то.

– Кажется, холст не загрунтован? – приглядывается один из критиков. – Маэстро, вы работаете без грунтовки?

– Какие, к черту, еще грунтовки?! – восклицает Владислав. – Я привык отрываться от грунта!

– Ура! – молодежь в восторге.

И вдруг Владислав замер. Он увидел в окне кружащийся аэроплан.

– Господи, вы видите?! – возопил «маэстро» и распахнул окна.

– Это, кажется, Анри Блерио, – сказал кто-то в студии. – В газетах писали, что…

– Вот он, великий! – закричал Владислав. – Что я перед ним?!

В студии вспыхнули аплодисменты. В следующий момент аудитория изумленно ахнула – маэстро Орловцев выскочил из окна и побежал по карнизу.

Он забрался на самый конек крыши и оттуда восхищенно смотрел за маневрами знаменитого француза.

Аппарат Блерио, между прочим, нес на тросах плакат с лозунгом «Требуем у правительства больше средств для развития авиации». Это и была цель полета.

Внезапно один из тросов оборвался, плакат перекосился и зацепился за трубу. Секунды отделяли авиатора от катастрофы. Владислав, не раздумывая, бросился вперед. Он перепрыгивал с крыши на крышу, пока не добрался до злополучной трубы. Несколько мгновений ушло на то, чтобы отделить плакат от троса. Аппарат Блерио рывком набрал высоту и… поднял повисшего на тросе Владислава.

На минуту мы оставим нашего смельчака в одиночестве раскачиваться над крышами Парижа.

В эту чудную минуту мы попадем на мансарду одного из соседних домов и увидим там Филипа и Сюзан.

Филип продолжает дуть винище и мизантропствовать.

– Весь мир – дерьмо, а люди – бессмысленные твари, жаждущие сладких ощущений. Ни любви нет, ни чести…

– Фили-и-п, – тянет устало утешительница Сюзан, – посмотри, какое небо, какое солнце…

– Все это обман, мираж!

– О-о-о, – Сюзан уже подавляет зевоту.

Судьба так раскачала нашего Владислава, что в следующую секунду он влетел в открытое окно мансарды и шлепнулся на мягкую тахту.

– О! – вскричала Сюзан. Как будто бы тот же звук, но совсем другая интонация.

– Мадмуазель! – приветствовал ее воздушный гость.

– Филип, да это ты?! – вскричал он. – А это я, Филип!

– Ты уверен? – пьяно ухмыльнулся Филип. – Быть может, наоборот?

– Сейчас я тебя обрадую! Здесь Катя!

– А вот и не обрадовал! Нашел чем обрадовать! К черту всех этих вздорных красоток! К черту всех!

Захватив бутылку, Филип уходит, хлопает дверью.

– О-о! – говорит Сюзан со смешанным, весьма смешанным чувством. Она подает Владиславу чашку кофе. Улыбается теперь с весьма отчетливым чувством.

СЮЗАН

Месье летел издалека?
Опасен был полет?

ВЛАДИСЛАВ (улыбается в ответ)

Немного сломана рука.
Сейчас это пройдет.

(Встает, приближается к Сюзан.)

Старуха-судьба так привыкла давно:
Дает тебе трос и качает.
Пока не увидит твое окно,
Куда тебя и швыряет.

СЮЗАН

Судьба решает все за нас,
Но я вот не ропщу.

ВЛАДИСЛАВ

Чудесный день! Волшебный час!
Вы та, кого ищу!

СЮЗАН И ВЛАДИСЛАВ

Старуха-судьба так привыкла давно:
Дает тебе трос и качает.
Пока не увидит твое окно,
Куда тебя и швыряет.

Молодые люди целуются.

– Я увезу вас в Петербург, – говорит Владислав. – Простите, не представился. Владислав.

– Сюзан, – говорит девушка. – Или я сошла с ума, или вы – брат Кати Орловцевой, возлюбленной нашего бедного Филипа.

– Как? Вы знаете их историю?

– О да! Как это печально!

– Что тут печального? Она ищет его повсюду.

– Правда? А он боится показаться ей на глаза.

– Сюзан, прежде чем мы поженимся…

– Какой вы стремительный!

– Иначе нельзя – скорости, авиация! Итак, прежде чем мы поженимся, мы должны помочь этим дуракам.

– О, Владислав, надо быть осторожным. Филип – страшно самолюбив.

– Сейчас мы все это придумаем! – Владислав бешено потирает руки.

Филип сидит один в каком-то темном бистро, мрачно курит, пьет. С бульвара его замечает Роже Клаксон и вздрагивает, будто ударенный током. Он отсылает Формидабля, который сопровождал его, а сам подбирается к окну кафе и наблюдает за Филипом. Прежние чувства отражаются на лице Клаксона: восхищение, потом зависть, потом он начинает непроизвольно подражать своему ненавистному кумиру.

Рядом с Филипом скрипнуло кресло. Он скосил глаза и увидел бородатого румяного парня в вязаном колпаке.

– Весь д-е-ень ходить, устать. Париж – эт-то трюм с селедко-о-ой, – проговорил бородач.

– Норвежец? – довольно безразлично спросил Филип.

– Иа! Мы рыболовный концерн, ищем моряки по всей Европа.