Читаем О, этот вьюноша летучий! полностью

– Давайте тогда сразу к делу, – жандарм вынул какие-то бумаги и вдруг, вздрогнув, стал смотреть прямо в глаза незнакомцу. Потом они оба с рычанием вскочили, начали ломать друг другу руки, пытаясь добраться до горла. Продолжалось это, к счастью, недолго, и вскоре они уже мирно сидели друг против друга. Незнакомец, потирая шею, ворчал:

– Всякий раз одно и то же, подполковник…

– Ну-ну, не будем, Андре, – игриво усмехался Ехно-Егерн, вороша бумаги. – Итак, с пароходом уже все решено?


– Лиза, сознайся, ты влюблена в Горизонтова?

– Татьяна, о глупостях в такой момент!

– А тебя любит Илья, а Надя любит Павла, а Коля любит Надю, – бормотала Таня.

Она сидела в ногах у Нади, и ее коленки, обтянутые полотном, были освещены луной.

– А ты кого любишь, козленок? – Лиза схватила ее за пятку.

– Я люблю Николая Евгеньевича, потом Рахманинова и молодого поэта Александра Блока… – Таня вздохнула.

И тот же лунный свет и лунное дрожанье и сестры юные в преддверии любви канун восстания.


Введено военное положение в Варшаве, Тифлисе, Курляндии. Московский градоначальник граф Шувалов застрелен учителем Куликовским. В Нижнем Новгороде массовое избиение интеллигенции «черной сотней» при содействии полиции и казаков. Сормовцы направили для защиты рабочую боевую дружину. Опытный садовник-пчеловод с уравновешенным характером ищет место… Гастроли Шаляпина идут с неслыханным успехом. Начались игры на кубок Санкт-Петербургской лиги футболистов, состоящей под покровительством Его Императорского Высочества Великого князя Бориса Владимировича. В матче команд «Нева» и «Меркурий» у последнего был определенно хороший голкипер и форвардс, если бы господин Агеев-Карпов не смешил публику своими акробатическими ухватками…


Из ожившей фотографии выбегает футболист Агеев-Карпов, он же Витя Горизонтов. Совершив немыслимый акробатический финт, он забивает гол через голову. Бежит, счастливо хохоча. Трибуна гудит.

Справедливости ради следует сказать, что именно Агеев-Карпов вбил девять мячей из шестнадцати в ворота «Невы». Увы, во время этого матча мы видели господ, которые, ничем не смущаясь, орали, именно орали, игрокам всякие советы. Дикие эти выходки завершились поистине мерзким инцидентом…


Среди публики. Субъект в клетчатом кепи с огромной пуговицей оторвался от бинокля и произнес:

– Этот Агеев-Карпов прыгает с ловкостью человекообразной обезьяны…

– Не позволю! – послышался дикий крик, и субъекта схватил за грудки не кто иной, как Митенька. – Не позволю оскорблять!

– Как ты смеешь, плебей! – закричал субъект. – Князь и офицер флота!

– Жулик вы, а не князь!

Сцепившись в клубок, они покатились по земле. Свистя, к ним уже подбегали городовые.

Подобные эпизоды ставят под сомнение развитие замечательной спортивной игры среди нашего удивительного населения.


Из полицейского участка вышел Горизонтов. Вид его с огромными пышными усами, с длинными волосами до плеч, в полосатом пиджаке и крагах был невероятен. За плечи он держал князя и Митеньку. Последний дрожал. Провожаемые козыряющим офицером, они сели втроем в пролетку. Митя устроился в ногах. Князь и форвард, улыбаясь, посмотрели друг на друга.

– Как же ты, Ваня, галстучек у Митьки проглотил? – спросил Витя.

– Не сдержался, Витя. Можешь меня понять?

– Могу. Помнишь, Ваня, Амстердам? Пожмите друг другу руки.

– Пусть обезьяну свою назад возьмут, – буркнул Митя.

– Беру-беру, – со смехом сказал «Князь». – Дюжину галстуков вам куплю. Жду вас, друзья, вечером в «Европейской». Большие дела, дела, дела. Гуд лак!

«Князь» спрыгнул с пролетки и, вильнув напряженным задом, скрылся за углом.

– Ванька Вяричев, третий штурман Добровольного флота, а проще, аферист, – сказал Витя.


Горизонтов и Митя шли по аллее Петровского парка.

– Ты понимаешь, что по твоей милости мы сегодня были на грани провала? С операции я тебя снимаю! – сказал Горизонтов.

– Виктор Николаевич! – возопил Митя и бухнулся на колени.

Горизонтов, даже не взглянув, крутя тростью, удалялся по аллее. Потом вернулся.

– Вы мне больше, чем отец, вы меня из убийцы сделали борцом за народную долю, – бормотал Митенька. – Я за вас любому князю глотку перегрызу.

– Идиот, – усмехнулся Витя. – Мигом за ребятами. Сегодня едем.


Шумели в ночном небе огромные кроны деревьев. По темной аллее двигались две еле различимые фигуры. Впереди гибкой пружинистой походкой шла девушка, сзади постукивал тростью мужчина. Девушка остановилась.

– Зажгите, пожалуйста, спичку, – прозвучал ее хрипловатый голос.

Спичка осветила лица «Струны» и «Никитича» и маленький плакатик.

– «Сосны Сукачева», – прочла Надя. – Посадка 1886 года. Это мои ровесницы…

– Нам сюда? – суховато спросил Красин.

Они подошли к домику лесничего, откуда доносились визгливая гармошка, свист, пьяный рев.

– Имитируют пирушку, – сказала Надя.

– Хорошо придумано, – одобрил Красин.

Она постучала условной дробью в дверь, тихо сказала:

– Я «Струна». С гостем.

По темной скрипучей лестнице они поднялись в мезонин и приблизились к окну. Во дворе шла хлопотливая жизнь, двигались вооруженные люди. Силуэты Красина и Нади четко рисовались на фоне окна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия
Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы
Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы

Людмила Петрушевская (р. 1938) – прозаик, поэт, драматург, эссеист, автор сказок. Ее печатали миллионными тиражами, переводили в разных странах, она награждена десятком премий, литературных, театральных и даже музыкальных (начиная с Государственной и «Триумфа» и заканчивая американской «World Fantasy Award», Всемирной премией фэнтези, кстати, единственной в России).Книга «Как много знают женщины» – особенная. Это первое – и юбилейное – Собрание сочинений писательницы в одном томе. Здесь и давние, ставшие уже классикой, вещи (ранние рассказы и роман «Время ночь»), и новая проза, пьесы и сказки. В книге читатель обнаружит и самые скандально известные тексты Петрушевской «Пуськи бятые» (которые изучают и в младших классах, и в университетах), а с ними соседствуют волшебные сказки и новеллы о любви. Бытовая драма перемежается здесь с леденящим душу хоррором, а мистика господствует над реальностью, проза иногда звучит как верлибр, и при этом читатель найдет по-настоящему смешные тексты. И это, конечно, не Полное собрание сочинений – но нельзя было выпустить однотомник в несколько тысяч страниц… В общем, читателя ждут неожиданности.Произведения Л. Петрушевской включены в список из 100 книг, рекомендованных для внешкольного чтения.В настоящем издании сохранена авторская пунктуация.

Людмила Стефановна Петрушевская

Драматургия / Проза / Проза прочее
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное