О Феликсе Дзержинском

К концу экспедиции участники ее настолько утомились, что некоторые из них стали мечтать вслух о возвращении в Москву. Эти настроения заметил Феликс Эдмундович. На одном из оперативных совещаний он сказал:

— Знаю, товарищи, что все мы изрядно измотались и нуждаемся в отдыхе. Но, пока мы не выполним задание партии и правительства полностью, о возвращении в Москву прошу не думать. Москва ждет… хлеба!

Последние слова Феликс Эдмундович произнес твердо и решительно…

В экспедиции Дзержинский не замыкался в рабочем кабинете. Он всегда был с людьми. В этой связи мне запомнилась еще одна черточка его характера.

Дело было в воскресенье. Мы задержались в столовой после скромного ужина. Среди нас был и Феликс Эдмундович. Кто-то стал рассказывать веселую историю. Все смеялись. Смеялся и Дзержинский. А потом, как бы оправдываясь, заметил, больше для себя, чем для окружающих:

— Сегодня воскресенье, можно и посмеяться!

Не знаю, как для других, но для меня в этой вскользь брошенной фразе прозвучала безграничная преданность Феликса Эдмундовича порученному делу. Он искренне — подчеркиваю это — усомнился в том, имеет ли он право отдыхать, когда важнейшее государственное задание еще не выполнено до конца.

Сказать, что это чересчур, что это граничит с ханжеством, — значит не понять, каким до глубины души чистосердечным и искренним человеком был Феликс Эдмундович!

А вот еще один случай.

Как-то в салон-вагон Дзержинского были приглашены представители железнодорожных рабочих. Речь шла о мерах по пресечению хищений угля железнодорожниками для своих собственных надобностей. Молодой рабочий бросил такую фразу:

— Если здесь тепло, то и рабочему должно быть тепло!

Товарищу можно было разъяснить, что выполнять задание большой государственной важности без соответствующих условий нельзя. Может быть, будь на месте Дзержинского кто-нибудь другой, он так бы и сказал. Но Феликс Эдмундович явно смутился:

— Да, да, конечно… — негромко проронил он. Он болел душой, ему было совестно, и опять-таки совершенно искренне, что он в тепле, а рабочие не имеют топлива…

Благодаря поистине героическим усилиям Дзержинского, членов экспедиции и железнодорожников Сибири боевое задание большевистской партии, Советского правительства и лично В. И. Ленина было выполнено в установленный срок. Из Сибири в Поволжье и в промышленные центры страны было вывезено более двух с половиной миллионов пудов хлеба. Эта работа содействовала ликвидации последствий неурожая, разрешению продовольственной проблемы, спасению многих тысяч трудящихся от голодной смерти.

4 марта 1922 года поезд экспедиции отбыл из Омска в Москву. Однако работа Феликса Эдмундовича и его помощников не прекращалась и на обратном пути. Составлялся отчет о проделанной работе, заслушивались доклады начальников дорог и крупных станций, проводились встречи с рабочими и специалистами участков путей…

Где-то на Урале поезд развил большую скорость. Вагон Феликса Эдмундовича, который находился в хвосте поезда, начало бросать из стороны в сторону. Пассажиры стали озабоченно переглядываться…

Феликс Эдмундович усмехнулся и сказал:

— Машинист решил прокатить наркома!

Но один из присутствующих инженеров высказал опасение: так как вагон на деревянных швеллерах, мало ли что может случиться…

— Извините, — сказал Феликс Эдмундович, — я нарком путей сообщения, но не знаю, что такое «швеллеры».

Ему объяснили, что швеллеры — это поперечные крепления вагонной рамы.

Кто из высокопоставленных «ответственных» с такой обезоруживающей простотой и откровенностью мог признаться в своем неведении?

Я видел, какими теплыми взглядами смотрели специалисты на своего наркома…

Я понимаю, что упомянутые мной подробности, связанные с образом Феликса Эдмундовича, могут показаться незначительными. Но ведь не случайно врезались они в память. На мой взгляд, они помогают лучше понять светлую душу этого замечательного человека.

Пограничник, 1967, № 16, с. 34–37

С. А. ЛЕДЕР ДЗЕРЖИНСКИЙ ЕДЕТ В ТИФЛИС

1922 год. Управление Закавказской дороги получило известие, что в Тифлис приезжает нарком путей сообщения Дзержинский.

Условия работы в Закавказье, и в частности на нашей дороге, были тогда особенно сложные… Сильно чувствовалось влияние меньшевистского, дашнакского, мусаватистского отребья. Нас, присланных из центра, многие встретили в штыки. Дорога не справлялась со своими задачами.

Известие о том, что Дзержинский едет в Тифлис, вызвало у многих работников заметное чувство тревоги. Мы знали, что Дзержинский — председатель ВЧК, но очень плохо представляли себе его как народного комиссара, как руководителя транспорта…

Поезд прибыл днем. Сразу же Дзержинский стал беседовать с железнодорожниками. И первая же беседа, самая первая встреча показала рабочим… что приехал Феликс Эдмундович для того, чтобы помочь дороге. Он подробно расспрашивал о работе, о людях и удивлял своей простотой и глубиной постановки вопросов, удивлял поразительным знанием души дела.

— Что вам мешает? Давайте вместе разберемся в причинах, — говорил он.