Все эти риторические приемы были призваны не только продемонстрировать искусство автора или переводчика. Повторение слов, близких по значению, вновь и вновь возвращало читателя к основному предмету речи, к тому общему понятию, которое лежало в основе значений всех повторяющихся слов. Тем самым демонстрировалась сложность, многоплановость этого понятия, утверждалась его важность, возвышенность.
Отделка звуковой стороны речи была рассчитана прежде всего на устное восприятие текста. Не следует забывать, что поучительно-риторические произведения читались их авторами в присутствии многих слушателей. В частности, знаменитое «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона — образец высокого ораторского искусства XI в., — очевидно, было произнесено как проповедь в Киеве перед князем Ярославом и его приближенными. Минеи читались во время богослужения. Несомненно, что многие произведения воздействовали на слушателя не только своим смыслом, но и своей внешней отделкой, и прежде всего звуковой стороной и интонацией.
В церковно-книжных сочинениях — независимо от того, предназначались ли они для устного чтения или нет — постоянны такие элементы ораторского искусства, как призывы и вопросы, обращенные к читателю, и авторские восклицания, выражающие радость, восторг, преклонение или горе. Известный русский церковный оратор и публицист Серапион Владимирский, бывший епископом в г. Владимире в 1274—1275 гг., так обращается к своей пастве: «Почюдимъ [т. е. подивимся], братие, человѣколюбье бога нашего. Како ны приводитъ к себе? кыми ли словесы не наказаеть [т. е. поучает] насъ? кыми ли запрѣщении не запрѣти намъ?» («Слово третье»). Вот восторженное обращение, адресованное князьям — святым Борису и Глебу и одновременно — гробу и церкви, где были положены их тела: «О блаженая убо гроба (это форма двойственного числа существительного
Наряду с разного рода перечислениями, в которых слова следовали друг за другом, в церковнославянских текстах очень часто применялось нанизывание предложений однотипной конструкции. Эти предложения (простые и сложные) чаще всего имели равное число членов (подлежащих, сказуемых и т. д.), причем в каждом предложении эти члены следовали друг за другом в одном и том же порядке; к тому же каждый член предложения так или иначе «перекликался» (т. е. был связан по значению или по форме) с соответствующим членом всех других предложений: подлежащее с подлежащим, сказуемое со сказуемым и т. д. Перекликались чаще всего слова, означающие разновидности какого-нибудь более общего понятия, синонимы, антонимы (т. е. слова, противоположные по значению), а также просто тождественные слова. Конечно, встречались и нарушения этой строгой схемы, иногда включались «лишние» слова, но основа ее сохранялась.
Рассмотрим ряд примеров. В церковно-книжных произведениях постоянно противопоставляются такие понятия, как добро и зло, высокое и низкое, духовное и материальное, жизнь и смерть, причем текст организуется таким образом, чтобы эти противопоставления были максимально отчетливыми:
добро | творящтяя | чьсти
и зъло | творяштимъ | запрѣщаи
«Изборник 1076 г.»[9]
В этих однотипных по структуре предложениях отчетливо противопоставлены друг другу антонимы
буди | пониженъ | | главою
| высокъ же | | умъмь
очи | имъя | въ | земли
умьнѣи | же | въ |нб҃си
уста | | | сътиштена
а срд҃чьная | въину (т. е. всегда)|къ б҃у| въпиюшта
Вкупѣ | жихъ | съ | тобою
вкупѣ и | умру | съ | тобою
уность | не отъиде | отъ | насъ
а старость | не постиже | | насъ
Нередко автор несколько раз говорит об одном и том же, но употребляет при этом различные слова; создается так называемая стилистическая симметрия:
възишти | кыимь | путьмь | идоша
и | коею | стьзею | текоша
Часто однотипные предложения соединяются воедино с помощью одного слова, которое повторяется в каждом из них, и при этом в одном и том же месте:
Страньно | твое | зачатие
cтраньно | твое | рожьство
страньнъ | твои | исходъ, д҃во
cтраньно | вънутрь | црк҃ви жилище
cтраньна | твоя | вся
Стилистические повторы могут завершаться противопоставлением повторяющегося слова его антониму: