В отличие от еврейских кварталов, где по вполне понятным причинам гражданское население и бойцов Ҳаганы объединяли дружба и взаимное доверие, в арабских районах между жителями — в основном людьми из среднего класса — и их защитниками, набранными главным образом из феллахов, наблюдалось лишь нечто вроде неустойчивого перемирия. В каждом квартале был свой комендант, преданный муфтию, но нередко враждовавший с другими наёмниками. Они постоянно ссорились друг с другом и вымогали деньги у жителей, которых подрядились защищать. В их ряды затесались вооружённые банды из Сирии, Трансиордании и Ирака. Считалось, что они приехали сюда, чтобы сражаться за Святой город, однако на самом деле очень многих из них привлекло в Палестину не столько желание защищать Иерусалим, сколько надежда поживиться грабежом. На арабских рынках бойко торговали краденым и вещами, «изъятыми» из покинутых арабских и еврейских домов. Необученные и недисциплинированные, эти вояки отвечали на редкие выстрелы еврейских снайперов беспорядочной стрельбой, а потом часами бродили по базарам в поисках боеприпасов, пытаясь возместить растраченные обоймы.
Лишь одно место не затронули хаос и ненависть, царившие в городе. Маленьким островком, на котором небольшая группа евреев и арабов жила в мире и согласии, была государственная психиатрическая лечебница. Видя, как равнодушны пациенты лечебницы к распрям, раздирающим их народы, представитель Международного Красного Креста Жак де Ренье сделал у себя в дневнике грустную запись: «Да здравствуют сумасшедшие!».
«Мы превратим жизнь евреев в ад!» — угрожал секретарь Верховного арабского комитета. И действительно, сторонники муфтия поставили себе такую цель. Однако, поскольку в Иерусалиме всё ещё находились значительные силы британских войск, ни арабы, ни Ҳагана не могли всерьёз думать о захвате вражеских позиций. Проведением диверсионных актов в арабских кварталах евреи надеялись посеять панику среди арабского населения Иерусалима. Несмотря на то, что Голда Меир решительно осудила взрыв «Семирамиды», эта операция имела определённые результаты: бегство евреев из кварталов со смешанным населением прекратилось, и, наоборот, множество арабов начало покидать эти районы. Излюбленная тактика Ҳаганы заключалась в том, чтобы заслать небольшую ударную группу в «тыл» арабов — в какую-нибудь деревню или городской квартал, где, как подозревалось, укрывались люди муфтия. В то время как вторая группа отвлекала внимание арабов, открывая огонь где-нибудь в другом месте, ударная группа проводила намеченную операцию. Как объяснял Авраам Тамир, молодой командир Ҳаганы, участники такого рейда получали задание «быстро и неожиданно ворваться, взорвать дома, убить несколько человек и отступить».
Несмотря на то, что и по своей численности и по количеству вооружения Ҳагана уступала противнику, её хорошо обученные и дисциплинированные бойцы проводили такие рейды гораздо успешнее, и вскоре иерусалимских арабов охватил страх.
Представители высших и средних сословий — то есть те, кто мог найти себе другое прибежище, начали уезжать из Иерусалима; арабы лишились своих лидеров, что в дальнейшем привело к весьма серьёзным для них последствиям. Люди известные и богатые бежали первыми. В квартале Шейх-Джаррах, к северу от Старого города, Кэти Антониус перед тем, как оставить Иерусалим, давала прощальный обед друзьям. Два нападения Ҳаганы на соседний дом показались ей достаточно серьёзным предупреждением.
Серебро и хрусталь, некогда украшавшие стол, были упакованы.
Гости сидели среди разбросанных в беспорядке ящиков и дрожали от февральского холода — стекла в окнах были выбиты, на стенах красовались следы пуль. Дом, бывший свидетелем стольких торжеств и празднеств, походил теперь на гибнущий «Титаник».
Кэти Антониус уехала из города на следующее утро, будучи уверена, как и многие другие, что скоро вернётся. Она ошиблась.
Ромема — арабский район, расположенный неподалёку от шоссе на Тель-Авив, был объектом постоянных рейдов Эцеля, и когда арабы, наконец, решили покинуть Ромему, их отъезд был образцово организован и осуществлён под охраной Ҳаганы. За двое суток до отбытия арабов на улицах Ромемы толклись кучки арабов и евреев. Обсуждалась стоимость оборудования арабских магазинов, условия аренды помещений, цены на мебель, которую арабы Ромемы не могли увезти с собой.
Однажды утром все арабы покинули этот район, и в их дома вселились новые обитатели — евреи. В Ромеме немедленно исчезли арабские вывески; их заменили новые, написанные на иврите. Вскоре здесь открылась новая еврейская бакалейная лавка, еврейская бензоколонка и еврейское кафе. Колченогие табуретки, на которых сидели старики-арабы у входа в свои кофейни, были свезены к торговцу подержанной мебелью, а их наргиле — в антикварный магазин. Через три недели из Ромемы исчезли последние следы, свидетельствовавшие о пребывании здесь нескольких поколений арабов. Ромема выглядела так, будто с первого дня её основания тут жили одни только евреи.