О, Иерусалим!

Положение осаждающих было не столь уж блестящим, как могло показаться ста пятидесяти оставшимся в живых защитникам кибуца. Мухаир распределил свои броневики по такой большой площади, что они в значительной мере утратили свою эффективность. Легионеры, смешавшись с пришедшими к ним на подмогу местными феллахами, заразились от них страстью грабежа. И, наконец, Мухаир так плотно обложил Кфар-Эцион и расставил свои посты так близко один от другого, что его люди, стреляя по кибуцу, нередко попадали друг в друга.

Прибыв на место. Таль немедленно взял в свои руки командование операцией. Он отделил своих солдат от феллахов и перегруппировал броневики, сконцентрировав их огневую мощь вокруг Одинокого дерева. С этого форпоста они могли подавить сопротивление кучки людей на Скалистом холме, сдержавших накануне продвижение капитана Мухаира. В 11.30 Таль лично повёл своих людей в атаку. Евреи, как он вспоминал впоследствии, сражались «с поразительной отвагой». Защитники Скалистого холма дрались до тех пор, пока у них не кончились боеприпасы. После этого им пришлось отступить.

Путь на Кфар-Эцион был открыт, броневики Таля устремились к кибуцу. Один из броневиков загорелся, подожжённый «бутылкой Молотова», но за ним уже грохотали другие машины, и сразу же вслед за броневиками в кибуц ворвалась толпа охочих до поживы феллахов.

На командном посту Элиза Фейхтвангер радировала в Иерусалим:

«Арабы в кибуце. Прощайте». Получив эту радиограмму у себя в штабе, Давид Шалтиэль — один из главных сторонников эвакуации жителей кибуца — почувствовал, что к горлу у него подступает комок. Затем Элиза передала ещё несколько фраз:

«Арабы повсюду. Их тысячи. От арабов на холмах чёрным-черно».

Затем Элиза оставила радиопередатчик, вскарабкалась на крышу и прикрепила к антенне испачканную кровью простыню. Увидев белый флаг, арабы постепенно прекратили стрельбу.

Пятьдесят оставшихся в живых защитников кибуца потянулись на небольшую площадь перед командным пунктом. Их окружила толпа разъярённых арабов, из которой неслись крики:

«Дейр-Ясин!».

Неожиданно застрекотал пулемёт.

Яаков Эдельштейн, один из уцелевших кибуцников, увидел, что вокруг него начали падать люди. Он подумал: «Это конец». Он вскочил и бросился бежать прямо сквозь толпу арабов, окруживших кибуцников неплотным кольцом. Несколько человек последовало его примеру. «Но бежать было некуда, — вспоминал он впоследствии. — Арабы были повсюду».

Эдельштейну и ещё трём кибуцникам удалось перебраться через стену, окружавшую поселение, и они кинулись в небольшую лощину, называвшуюся Песнь Песней (эта лощина была излюбленным приютом влюблённых). Беглецы надеялись укрыться там в кустах и дождаться ночи. Эдельштейн и ещё один кибуцник, Ицхак Бен-Сира, вместе залезли в густой куст, двое других спрятались по соседству. Но тут Эдельштейн и Бен-Сира услышали хруст сломанной ветки и поняли, что их убежище обнаружено. Перед ними стоял старик-араб с морщинистым лицом и беззубым ртом.

— Не бойтесь, — сказал он.

В этот момент в лощине появилась группа феллахов. Старик стал перед двумя евреями, загородив их.

— Хватит, вы нынче достаточно убивали, — произнёс он.

— Заткнись! — крикнул один из феллахов. — Или мы и тебя шлёпнем вместе с ними.

— Нет, — ответил старик, широко раскинув руки. — Эти люди — под моей защитой.

Пока они спорили, появилось двое солдат Легиона, взявших Эдельштейна и Бен-Сиру в плен. Все четверо уже удалялись, когда ниже в лощине раздались выстрелы: это феллахи, у которых отняли добычу, обнаружили двух евреев, спрятавшихся под соседним кустом.

Элиза Фейхтвангер вместе с шестью другими кибуцниками втиснулась в канаву за зданием школы. Их тоже обнаружили и стали безжалостно расстреливать. Элиза дико закричала.

Стрельба смолкла. Чья-то сильная рука вытащила её из канавы, и вокруг неё сгрудилась толпа мужчин, которые оспаривали друг у друга право первому её изнасиловать. Наконец, двое арабов схватили её и бросили на кучу хвороста. Они стали сдирать с неё одежду, одновременно препираясь, кому первому она достанется. Неожиданно Элиза услышала два выстрела и увидела, что оба араба свалились замертво. Она подняла глаза и увидела перед собой офицера Арабского легиона; ствол его автомата ещё дымился. Лейтенант Наваф Джабер эль Хамуд вынул из кармана кусок хлеба.

— Ешь, — сказал он. И, когда она взяла хлеб, добавил: — Ты — под моей защитой.

Затем он повёл её к своему броневику. Из восьмидесяти восьми кибуцников центрального поселения, ещё остававшихся в живых к началу последней атаки Таля, уцелели только четверо: Элиза Фейхтвангер, Яаков Эдельштейн и двое братьев Бен-Сира — Нахум и Ицхак.

На холмы вокруг Кфар-Эциона опустилась мёртвая тишина. С падением центрального поселения три остальных кибуца Эционского четырехугольника — Массуот, Эйн-Цурим и Ревадим — бьши обречены: их защитники были немногочисленны, и у них не хватало оружия. Они ждали, когда наступит их черёд.