Все еще Тайфлинген. Началось все с туннеля, в котором были припаркованы машины, полиция их переписала. Мы с радостными криками промчались мимо и сделали то, чего не полагалось делать. Дома я собирался первым делом разобраться с беспорядком в машине и по дороге уже повыбрасывал немало, в первую очередь разный бумажный мусор. Неожиданно среди этого хаоса я обнаружил два полицейских журнала, а в них картинки, каких я в жизни не видел. Это были фотографии страны, при виде которой у меня перехватило дыхание. Как такие изображения могли попасть в журналы для полицейских? Я шел по этой земле чудесной дорогой среди огромных деревьев. Наверху за деревьями прекрасный дом, целый невысокий дворец, сложенный из простой коры и бамбука, но невообразимо прекрасный. Кричали попугаи, потом женщины и дети, скорлупки от съеденных кем-то орехов падали вниз. И тут я понял, что это дворец Лон Нола[12]
в Камбодже. Меня только мучала мысль, как все это возможно, если он лежал разбитый параличом. А потом еще обнаружился припаркованный жилой вагончик семейства Рихтхоферов, мужчина рядом – Д. Г. Лоуренс[13]. На сиденье в кабине лежащие дети, девочка, одиннадцати лет, и десятилетний мальчик. Родители спали сзади; дети встают и идут по нужде. И тут бесшумно подкатила военная машина, возглавлявшая странную колонну, которую никому нельзя было видеть. Детей никто не заметил, потому что они стояли в тени кустов. Колонна состояла из раненых, которых несли на носилках, но раненые были настолько изуродованы, что показывать их населению было лишним. Сопровождали раненых медсестры, которые высоко держали бутыли с жидкостью для капельниц, и все раненые были по цепочке связаны друг с другом. Жидкость перетекала в одно тело, а от него к другому. Во время транспортировки один из раненых умирает, а камбоджийская медсестра этот момент проспала. Когда это обнаруживается, она получает выволочку, потому что через мертвое тело жидкость проходить не может, и вся цепочка за умершим переносится всухую. Потом появился биплан древней конструкции, но он летел так точно, что смог поднять крылом носовой платок с земли. Вместе с Фароки[14] мы добыли напалм и произвели эксперимент под открытым небом возле свалки, нам это было нужно для демонстрации ужаса. Нас застукали, но мы от всего отпирались. Я услышал ворон, вскочил с кровати, распахнул окно, над городом, почти еще в потемках, летали одни сплошные вороны. От снега все белым-бело, город весь заметен снегом. А утро явилось из черноты, и это не сон. Большой универмаг еще не открылся, но продавец уж вынес лошадку-качалку с тележкой и подключил ее к электричеству. Повсюду владельцы магазинов чистят лопатами тротуар.Глубокий снег за Пфеффингеном; по лесному склону вода стекает с моей скоростью на дорогу маленькими неглубокими ручейками, по которым идут странно пульсирующие волны, тут посыпали солью. Какая-то машина скатилась с дороги по небольшому откосу и остановилась ровно у одиноко стоящей яблони. Молодые люди и несколько крестьян решили, что, может быть, удастся выкатить машину задом, но это оказалось не в человеческих силах. Мы символически потолкали ее, и всё.
Решил пойти через Бургфельден, а не через Цилльхаузен. Падает снег, крупные хлопья, но ветра нет, так что терпеть можно. Вверх по склону до Бургфельдена, все становится совершенно сказочным, огромные буки сомкнулись в купол, повсюду снег и пустынно. Два старика-крестьянина угостили меня лимонадом, потому что единственная корова сегодня не дала молока. Принял решение идти по тропинке в Шальксбург. Какая дорога! Сначала по колено в снегу, тропинки не видно, через поле, потом все стало как-то сужаться, дорогу теперь можно разглядеть. Следы диких животных. Деревья и кусты выглядят совершенно нереально, даже самые тонюсенькие веточки облеплены пушистым снегом. Дымка рассеивается, и открывается вид на серую и черную деревню где-то в самом низу. Затем крутой спуск через лес в направлении Фроммерна. Внизу становится сыро, снега почти нет, вылезает противная, холодная, мокрая трава. Балинген, Фроммерн, унылое уродство по сравнению с дорогой по холмам. Росванген, передышка на автобусной остановке. Мимо проходит ребенок с молочным бидоном в руках и смотрит на меня прямым испытующим взглядом, так что я не выдерживаю и отвожу глаза.
Потом снег, снег, снег с дождем, снежный дождь, я проклинаю творение. К чему все это? Я настолько промок, что обхожу стороной людей на раскисших полях, чтобы не смотреть им в лицо. Мне стыдно заходить в деревни. Встречаясь с детьми, я стараюсь придать своему лицу такое выражение, как будто я местный. В лесу на вырубке я взломал вагончик лесорубов. Пива не обнаружилось, только беспорядок, пластмассовые шлемы, защитные очки, морилка в больших количествах, разлитая по канистрам, так что я открыл окно, чтобы можно было продохнуть, спать тут будет невозможно, слишком тесно.