В сложившихся обстоятельствах Мао Цзэдун не упустил возможности утвердить китайскую самостоятельность. В 1958 году Хрущев предложил через советского посла в Пекине построить в Китае радиолокационную станцию для связи с советскими подводными лодками и помочь строить подлодки для Китая в ответ на использование китайских портов советскими кораблями. Поскольку Китай оставался официально союзником и Советский Союз осуществлял поставки в Китай большого количества техники для повышения его боеспособности, Хрущев явно ожидал одобрения Мао Цзэдуном столь выгодного предложения. Оказалось, он катастрофически ошибался. Мао прореагировал весьма яростно, отругав советского посла в Пекине и вызвав такую тревогу в Москве, что Хрущев отправился в Пекин утешать уязвленную гордость своего союзника.
Находясь в Пекине, Хрущев, однако, сделал еще одно даже менее привлекательное предложение из той же серии: он предложил особый доступ Китая на советские базы подлодок в Ледовитом океане в обмен на советское использование незамерзающих портов Китая на Тихом океане. Мао Цзэдун ответил: «Нет, мы и на это тоже не можем согласиться. Каждая страна должна держать свои вооруженные силы на собственной территории, а не на чьей-то чужой»[254]. Как вспоминал Председатель, «у нас были англичане и другие иностранцы на нашей территории, теперь уже давным-давно, поэтому мы больше не собираемся никогда и никому разрешать использовать нашу землю в их собственных интересах»[255].
В нормальном союзе разногласия по конкретным вопросам обычно ведут к усилению поисков урегулирования расхождений по оставшимся вопросам. Во время же того злополучного визита Хрущева в Пекин в 1958 году возникла возможность выдвинуть, по-видимому, бесконечный список жалоб с обеих сторон.
Хрущев с самого начала загнал сам себя в невыгодную позицию, начав с обвинений в адрес своего посла за несанкционированное обсуждение военно-морских баз. Мао Цзэдун, хорошо осведомленный в том, как действуют в коммунистических государствах, легко разглядел полную несостоятельность этого предложения. Пересказ последовательного хода событий привел к широкому диалогу, в ходе которого Мао Цзэдун втянул Хрущева в еще более унизительное и абсурдное положение. Скорее всего Мао поступил так обдуманно: он хотел продемонстрировать китайским кадрам ненадежность руководителя, покусившегося на образ Сталина.
Мао Цзэдун также получил возможность показать, как глубоко пало властное поведение Москвы. Мао жаловался на пренебрежительное поведение Сталина во время его визита в Москву зимой 1949/50 года:
«МАО: …После победы нашей революции Сталин сомневался в ее характере. Он полагал, что Китай станет второй Югославией.
ХРУЩЕВ: Да, он считал такое возможным.
МАО: Когда я приехал Москву [в декабре 1949 года], он не хотел заключать договор о дружбе с нами и не хотел аннулировать старый договор с Гоминьданом[256]. Я вспоминаю, что [советский переводчик Николай] Федоренко и [эмиссар Сталина в Китайской Народной Республике Иван] Ковалев передали мне его [Сталина] совет осуществить поездку по стране и осмотреться вокруг. Но я сказал им, что у меня только три задачи: поесть, поспать и справить большую нужду. Я не ехал в Москву, чтобы только поздравить Сталина с днем рождения. Поэтому я сказал, что если вы не хотите заключать договор о дружбе, пусть так и будет. Я выполню три мои задачи»[257].
Взаимное раздражение быстро переросло в небывалые в истории современности споры. Когда Хрущев спросил Мао Цзэдуна, действительно ли в Китае рассматривают Советы как «красных империалистов», Мао дал ясно понять, что недоразумения внутри союза уже стали нагнаиваться: «Дело не в красных или белых империалистах. Жил когда-то человек по имени Сталин, прибравший к рукам Порт-Артур и превративший Синьцзян и Маньчжурию в полуколонии, а также создавший четыре совместные компании. Это все были его добрые дела»[258].
И все же, несмотря на жалобы Мао Цзэдуна на национальной почве, он уважал вклад Сталина в идеологию:
«ХРУЩЕВ: Вы защищаете Сталина. И Вы критикуете меня за критику Сталина. А теперь наоборот.
МАО: Вы критиковали [его] по другим вопросам.
ХРУЩЕВ: На съезде партии я говорил об этом тоже.
МАО: Я всегда говорил, и сейчас, и тогда в Москве, что критика ошибок Сталина оправданна. Мы только не согласны с отсутствием четких пределов этой критики. Мы считаем, что из десяти пальцев Сталина только три были гнилыми»[259].
Мао Цзэдун задал тон встрече на следующий день, приняв Хрущева не в комнате официальных приемов, а в своем плавательном бассейне. Хрущеву, не умевшему плавать, пришлось плавать со спасательным кругом. Два деятеля разговаривали плавая, а переводчики следовали за ними взад и вперед по бортику бассейна. Хрущев позднее жаловался: «Мао всегда старался занять более выгодную позицию. Ну, я устал от этого… Я вылез из бассейна и сел на его краю, болтая ногами в воде. Теперь я был сверху, а он плавал внизу»[260].