О классовой сущности сионизма

Дубнов неоднократно указывает, что не ставится задача ослабления позиций еврейства в России и других странах, откуда сионистами организуется эмиграция в США, Палестину и другие районы (которые в ближайшие десятилетия вслед за началом реализации сионистских планов организованной эмиграции действительно стали крупнейшими опорными пунктами международного сионизма). Дубнов пишет: «Мы не отказываемся от нашего исторического и нравственного права на эти старые центры, мы и здесь всеми силами будем стремиться к улучшению нашего экономического быта... И как бы долго ни продолжалась эта борьба... мы все-таки не утратим веры в будущий успех нашего дела» [138].

Откровенные высказывания одного из крупнейших сионистских деятелей не нуждались бы в комментариях, если бы сионистская ложь о еврейских погромах как главной или даже единственной причине эмиграции евреев из России не насаждалась в умах непосвященных так долго и настойчиво, что превратилась в стереотип, широко привившийся в буржуазной, антикоммунистической печати. Из слов же столь «заслуженного» перед сионизмом человека, как С. М. Дубнов, со всей определен­ностью явствует, что еврейская эмиграция за десятилетия до спровоцированных царской реакцией и сионистской верхушкой шумных столкновений между еврейской и нееврейской мелкой буржуазией рассчитывалась (сохранить прочную базу в России) и планировалась (зна­чительно усилить позиции в США, Южной Африке, Палестине) главарями политических организаций еврейской буржуазии.

Столь своеобразное явление, как еврейские погромы, однако еще нуждается в специальном, глубоком, всестороннем исследовании. Если реакционная роль царизма и нееврейской буржуазии в организации погромов в литературе подвергнута многократно справедливой и резкой критике, то деятельность сионистов, активно разжигавших в мелкобуржуазной еврейской среде враждебность к неевреям и также провоцировавших кровавые стычки, почти совсем не освещена. Между тем писания того же Дубнова, при всей осторожности этого коварного сионистского политического деятеля, свидетельствуют о воспитании им у евреев совершенно неоправданной вражды к «русскому организованному пролетариату»[139].

Дубнов невольно порой разоблачает собственные вымыслы о всеобщем «антисемитизме». Например, он пишет, что после «введения казенной водочной монополии еврейская эмиграция поднялась до 40—50 тысяч ежегодно»[140]. Это высказывание сионистского лидера — еще одно доказательство того важного для историографии положения, что излюбленные спекуляции сионистов на обвинениях в «антисемитизме» мы обязаны всякий раз оценивать сквозь призму точного и объективного марксистско-ленинского анализа. «Введение казенной водочной монополии» Дубновым используется для обвинения всей России в «антисемитизме» и в качестве «аргумента» к его воинствующему сионистскому постулату: «русский волк» никогда не будет «мирно жить с еврейским ягненком» [141].

Справедливо ли, однако, оценивать введение государственной монополии в России на торговлю спиртными напитками как акт «антисемитизма»?