О ком молчит Вереск

Марко стоит напротив Сальвы и постепенно становится не просто белым, он приобретает цвет мела. Его губы синеют, как у мертвеца. Как, наверное, и мои.

По мере того, как Сальваторе говорил, у его брата подгибались колени. Я видела, как они дрожат. Как трясутся его руки, и дергается непослушный седоватый чуб.

Это были минуты, когда я в последний раз испытывала и жалость, жалость и презрение одновременно, я даже не подозревала в тот момент, насколько моя интуиция правильно реагирует на происходящее, а червяк сомнений в Марко гложет изнутри и выворачивает душу, но как же не хочется ему верить. Все внутри горело, как после раскалённого железа, как будто я глотнула с самого жерла вулкана.

Я стояла и смотрела только на Сальву, а он выпрямился и сложил руки за спиной. Возвысился надо мной и над моим мужем, как скала, и давил одним своим видом, своим взглядом из-под косматых бровей, своими стиснутыми челюстями. Как будто его взгляд мог душить, как удавка.

– Ты? – переспросил Марко. – Ты и есть этот проклятый Чжичжу? Да? Это…все тыыыыы!

– Я и есть этот проклятый, даааа, это все я… Как ты и есть тот самый проклятый ублюдок, который запер меня в китайской тюрьме, как ты и есть тот долбаный моральный урод, который заплатил кучу бабла, чтобы меня подстрелили на площади, чтобы приехала полиция и нашла в карманах раненого старшего брата наркоту. – с каждым словом он наступал на Марко, а тот пятился назад с перекошенным лицом, а я стояла и лишь отрицательно качала головой. Я вросла в землю. В крутящуюся под ногами землю, которая раскачивалась с такой силой, что меня начинало тошнить. А от боли ломило каждую кость, каждую клеточку моего тела сводило от адской боли и не отпускало ни на секунду. Никогда в моей жизни мне еще не было настолько больно.

– И ты знал, что мне грозит за наркотики. Ты все рассчитал. Рассчитал, что меня расстреляют или повесят, а ты…ты, бл*дь, увезешь мою женщину, станешь на мое место и заберешь все, что принадлежит мне!

– НЕТ! – заорала так, что запекло горло и заложило уши, колени подогнулись, и я упала, упираясь на руки и чувствуя, что больше не смогу подняться.

– Да! Дааааа! Мать твою, тысячу раз да! Вы…вы оба похоронили меня там. Вы оба предали меня.

Повернулся ко мне и сделал несколько шагов теперь уже в мою сторону. Нет, не наклонился, не поднял меня с земли, а стал рядом, как палач, как инквизитор, который занес надо мной топор и вот-вот опустит на шею.

– Что такое, моя неверная венчаная жена…А? Он разве не сказал тебе, что оставил меня там умирать, что приговорил меня к смерти? Не сказал…мой трусливый и жалкий братец? Ему яиц не хватило признаться? Что не умаляет твоей вины, Юля! Моя долбаная шлюха-жена Юлия.

И швырнул мне в лицо какие-то бумаги. Они неприятно резанули щеки и рассыпались веером вокруг.

– Сотни копий. Я сделал для тебя целую сотню этих копий. Даже здесь он обвел тебя вокруг пальца. Вот оно настоящее свидетельство о венчании. Копия, которая сохранилась в Храме, где ты давала клятву быть моей вечно. Да…запись о венчании вносится в две книги на случай пожара или наводнения. Ты велел одну из них уничтожить, но не знал о существовании второй. Так вот на этой записи, Юлия, стоит твое имя и мое. И на ней ты все еще принадлежишь мне, двоемужница, которую сотню лет назад замуровали бы заживо за разврат и измену.

Дрожащими пальцами подняла одну из бумаг и поднесла к лицу, но рассмотреть не могла. У меня все расплывалось перед глазами. Я ослепла. Я ничего перед собой не видела. Мне хотелось, чтоб он замолчал, и одновременно хотелось, чтобы никогда не прекращал говорить.

– Но как приятно было убедиться, что Сальваторе ди Мартелли подонок и мразота, правда? Получить подтверждение своему ощущению. Своим мыслям о нем. Об этом Пауке. Убедиться в который раз, что он тварь и недостоин любви святой мученицы Юлии, отданной ему на заклание. Зато как избавилась от него и стала счастлива. Обрадовалась, когда он исчез, и можно теперь окрутить его брата. Да?

Он все же склонился надо мной и поднял мое лицо за подбородок.

– Как красиво мы плачем. А по мне плакала? Или обдумывала, как пристроить свою продажную задницу в постель второго ди Мартелли? М? Или он сам пришел и предложил стать его женой? Расскажите, господа предатели, как это было на самом деле? Возможно, чистосердечное признание смягчит наказание. И я пожалею вас. Растопите мое сердце душещипательной правдой.

Сказал пафосно и снова поднялся во весь рост. Я молчала, продолжая смотреть перед собой и судорожно хватать воздух. Мне его катастрофически не хватало, и что-то давило в ребра. Мне было плохо, и в голове сильно шумело.

– Молчите? Тогда я приговорю вас обоих. Ты, Марко ди Мартелли, лишаешься всего, что принадлежало тебе. В уплату долгов твое имущество уже сейчас описывается судебными приставами и выносится из твоего особняка. Но ты не волнуйся, я дам тебе пару сотен долларов на самолет, чтобы улететь как можно дальше… от мести Семьи. Хотя, ты же знаешь, что от нас не уйти, и что за разоренную казну тебя и всю твою семью ждет смерть.