О ком молчит Вереск

– С тобой что-то произошло. Это больше не ты. Это животное. Вечно после попойки, бездушное, циничное животное. Съездил в свою Россию, и как подменили тебя. Все нутро наружу полезло.

– Бл*дь, да пошел ты! Какое на хер нутро? Которое тебя устраивало все эти годы? И вдруг что-то стало не так. Чувствую себя, как брошенная жена! Ты не такой, ты изменился! Какое отношение это имеет к нам, Сантос?

– Никакое! К нам теперь нет никаких отношений! У тебя своя дорога – у меня своя!

– Ну и пошел на хер!

– И пойду!

– Давай! Вали! К своему французишке! Подотри ему сопли! Или зад!

Сантос замахнулся, чтобы ударить, но получил незамедлительный хук справа и, согнувшись пополам, упал на пол.

– Сукаааа, Альварес. Никто не хочет тебя в сборной! Ты – вчерашний день. Ты – отстой! Тебе здесь не место!

– Почему не место? Потому что, если я уйду, нападающим станешь ты? Поэтому?

– Да пошел ты!

– Сам пошел! Жополиз сраный! Давай иди вылижи дырку Хуану. Засунь язык поглубже и сожри все его дерьмо, того и глядишь станешь новой звездой! Только не забудь, что в этой дырке побывал член Поля. Ху*сосы хреновы.

В тот день он напился вусмерть. Напился так, что не помнил, как Рамирес привез его домой. Это было больно. Сознавать, что те, кого ты считал друзьями, на самом деле роют тебе яму. Сантос, с которым начинали, и который всегда был в тени Альвареса, а теперь метил на его место. Юный Поль. Желторотый пи**рас, который вечно скулил и лил слезы о том, что его выгнали из дома из-за отсутствия толерантности. Поль, который уже пару месяцев согревал постель главного тренера. Поль, который «случайно» подставил ногу, и Альварес растянулся в середине матча, ушиб колено и не смог дальше играть. И судя по всему, все было не просто так… Не смог, потому что Сантосу очень захотелось на его место.

Твари. Все твари. Люди преданны тебе ровно до того момента, пока эта преданность не начинает мешать их собственным интересам. Но стоит им понять, что ты и есть препятствие на их пути к цели, как они проедутся танком и по тебе, и по своей преданности, а твои сломанные кости утрамбуют так, чтоб от них и порошка не осталось.

Нет преданности, верности. Ни хера в этом мире нет. Только деньги и власть. Ничего больше.

Да, Альваресу пришлось засунуть свое эго в глубокий карман и пойти тренироваться в обычный местный клуб. Потому что больше не с кем и негде. И об этом орет каждая вонючая газетёнка, как о его провале. Альварес вернулся в ту дыру, с которой начинал. Нападающий Эспаньол теперь никто и звать его никак. Суки. Ублюдки. Из каждого утюга поносят его имя, перебирают грязные подробности его восхождения на олимп славы. Пару бл*дей дали интервью о том, как он их наряжал в одежду горничной и сношал привязанными к кровати. Конченые сучки, которые получали оргазм за оргазмом, обозвали его чудовищем и садистом. Лишь бы хайпануть на его падении. Неизвестно еще, кого Хуан притащит в суд давать показания. Завалить Альвареса – все способы хороши.

Ничего. Арманд не гордый. Он может и на улице тренироваться. Если надо.

Навыки нужны, и так слишком долго время тратил зря. То на поиски, то на жену свою, то на адвокатов или на выпивку. Нужно быть в форме. Когда «Мадрид» раскроет ему объятия, он должен сделать всех. Своих же поставить раком. Это будет его личный триумф. Смеется тот, кто смеется последним. Любимая поговорка его бабушки.

Вся концентрация только на собственном теле. Отрицая боль в колене, кашу в мозгах. Концентрация на победе везде. В суде и на поле.

– Давааай! Альварееес! Мочи их!

Крик сзади от Педро, быстрый взгляд на трибуны. Зачем? Черт его знает, и онемение на какие-то доли секунд. Сам себе не верит, что видит это.

Огромные глаза своего сына и чертовую нянечку. Сидят в пустом зале, смотрят на тренировку. Мати улыбается и машет ему руками. Порыв ветра из распахнутых окон, и ее юбку дернуло вверх, сверкнул белый шелк трусиков. Тут же стыдливо придержала ткань рукой, другой прижимая к себе Мати.

– Альварес! Давай!

Мяч улетел куда-то в сторону, с губ сорвался отборный мат. Какого хера? Что они здесь делают? Черт! Единственное место, где он отвлёкся, где все мысли потекли в нужное русло. Так нет, ее принесло и сюда.

Злой, отшвырнул мяч, оттолкнул одного из парней, прошел мимо тренера в раздевалку. Все. Тренировка похерилась. Улетела в трубу. Вымылся под душем, переоделся в чистую одежду.

Они стояли на выходе, внизу, ждали его. В руках Матео конфета на палочке и в руках нянечки тоже. Оба стоят, облизывают свои конфеты и смотрят на него.

– Папаааа! – как всегда с радостным криком. – Папа… Нини… а папа… а Нини.

Матео разнервничался. Явно обрадовался, разволновался. Он никогда раньше не видел тренировки отца, не выезжал из дома. Врач не рекомендовал ему. Говорил, что приступ агрессии может начаться прилюдно, и это повредит репутации Альвареса и самого Матео.

После шести лет мальчику можно будет давать психотропные препараты, и тогда его состояние будет более или менее взято под контроль.

И вот сейчас какая-то нянечка взяла на себя наглость и вывезла ребенка из дома.

– Нини… папа…