О ком молчит Вереск

Альварес ощутил, как раздуваются его ноздри и как сильно сжимаются кулаки. Ооо, он воображал. Даже больше – он ощутил на себе, какой она может быть. И теперь каждый день думал о ней. Без передышки. Его уносило от желания ощутить ее в своих объятиях снова. Льнущую к нему, стонущую, горячу, мокрую. Представил себе, как этот, сука, Джонни, лапает ее грудь, лезет своими пальцами-обрубками к ней в трусики, и сдавил нож. Еще секунда, и пройдется по этим культяпкам лезвием, отрежет к хренам собачьим. И тут же старательно пытается сгрести себя в кучу и взять в руки, но одного взгляда на эту мелкую ведьму, которая довольно улыбается и сплетает свои пальцы с пальцами этого…недоноска, как контроль тут же разбивается вдребезги. И у него возникает какое-то странное ощущение, что каждый раз, когда видит ее, думает о ней, в нем внутри происходит сражение, какая-то адская ядерная война, и он в ней не выигрывает, а каждый раз получает самый офигеннейший гол в ворота.

Какого черта это вообще начало приобретать такие масштабы? Один раз залез к ней под юбку и подергал пальцами внутри сочной, тесной дырочки и все, бл*? И на этом его заклинило? Они даже не трахались!

Ничего же не будет. Он же ей не нужен. Она вообще не смотрит на него. Сучка. Заглядывает в рот своему Джоннику. От ярости Альвареса трясло. Не перекрывало эту злость даже понимание того, что Нина устроила один из самых лучших праздников для Мати. Мальчик был счастлив, хлопал в ладоши, играл с шариками и подарками. Арманд никогда не видел его таким довольным.

– Я хотел спросить, может ли Нина в этот месяц, пока я в Мадриде, не ночевать дома?

Это была последняя капля. Альварес с треском положил вилку на тарелку.

– Послушайте, Джонник, то, что ты сидишь с нами за этим столом, не означает, что это семейный ужин. Ты…эммм…любовник нашей прислуги. И находишься здесь ввиду ее прекрасного отношения к моему сыну, как некий бонус. Так вот и оставайся этим приятным бонусом, и не становись досадным недоразумением.

– Ват?

Без парочки зубов это «Что?» звучало бы намного лучше.

– То, что слышишь. По контракту Нина не может приводить в этот дом своих друзей, еб**ей и так далее. Не может покидать этот дом, за исключением обговоренных выходных дней, а их всего два в месяц! Нарушения этих пунктов ведут к ее увольнению. А как я понимаю, средств содержать твою невесту у тебя нет, иначе она не уехала бы от тебя к черту на рога на заработки. И вообще, тебе пора домой, ДжонниККК. Ужин окончен.

Встал из-за стола, швырнул салфетку и быстрым шагом вышел из праздничного зала. Его трясло от злости. Месяц не ночевать дома… Щаз! Разбежался! Может, им тут постелить и свечку подержать?!

Вышел на балкон и вдохнул прохладный воздух всей грудью. Где-то вдалеке послышались легкие шаги, обернулся и увидел, как Нина идет в сторону уборной. В этом пышном платье с подъюбником, один гольф сполз на щиколотку, а пышный рукав сполз с плеча. Не важно, во что она одета, у Альвареса сразу же встает, как будто она беспрестанно ходит голая.

Не выдержал, догнал ее, схватил за локоть и впечатал в стену.

– Что это за клоунада?

– В смысле? – она удивленно захлопала своими ошизенно синими глазами, а у него все задрожало внутри.

– Это и есть твой парень? Серьезно?

– Да. А что не так?

– Ничего!

– Вы что злитесь на меня из-за парня? – невинный взгляд, полный недоумения. Она что реально не понимает, что его разрывает от ревности. Она притворяется или, правда, настолько глупа?

– Или ревнуете?

Как удар коленом под дых, его аж подбросило, и он схватил ее за щеки, сдавливая и наклоняясь к ее лицу.

– Что ты сказала?

– Вы ревнуете меня к Джону.

Нет, она не спросила. Она утверждает. И он раздирался между желанием вцепиться губами в ее рот или ударить по щеке наотмашь.

– Тебя? Ты кто такая? Жалкая няня? Или думаешь, у тебя золотая дырка между ног?

– Если не золотая, то почему вам так хочется ее получить?

Ах ты ж наглая сучка! Он реально это слышит?

– Тыыыы..

Зарычал и все же набросился на ее рот. Накинулся голодным зверем, стискивая лицо обеими руками, не давая увернуться. Подавляя, захватывая ее рот так, как вбивался бы в ее тело своим горящим членом. Не давая опомниться, сглатывая каждый ее выдох. Пока вдруг потрясенно не ощутил, как ее язычок ответно бьется о его язык, а губы захватывают его нападающий рот, трутся о его губы. В недоумении остановился, но Нина не дала отстраниться, вцепилась ему в волосы, притянула к себе, и это сумасшествие возобновилось с новой силой, как будто их рты трахались, грязно совокуплялись. С чавканьем, с нажимом, с какой-то осатанелой яростью и не менее сильными толчками языков во рту друг друга, пока не ощутил сильнейший укус. Рыкнул и отшатнулся, прижимая руку к окровавленному рту, а она облизала свои перепачканные губы.

– Не прикасайтесь ко мне!

– И не думал!

– Вы меня целовали!

– Неужели? А я думал, мы просто мило болтали, и мой язык случайно попал к тебе в рот!

Толкая ее в плечи обратно к стене.

– Я же служанка, няня, никто. Губы не испачкали?

– Испачкал!

И размазал свою кровь у нее по подбородку, зверея от похоти.