О ком плачет Вереск

— Нет. С этого момента ты не человек. Ты моя зверушка. Мой питомец. И если будешь себя хорошо вести, я дам тебе кусочек сахарка! И никто не станет тебя искать!

Отрицательно качает головой, ее глаза наполнены болью, отчаянием, ужасом.

— Ты…ты болен, да? Ты сошел с ума!

— Нет. Я просто ставлю тебя в известность — кто ты и какие права имеешь в этом доме.

— Зачем? Убил бы меня, как и моего отца, как мою мать!

— Ты будешь отрабатывать, расплачиваться кровью. В прямом смысле этого слова. Марко нужен донор. Из тебя выкачают столько крови, сколько потребуется для того, чтобы он выжил. С сегодняшнего дня твоя жизнь напрямую зависит от его жизни. Молись, чтоб он не умер.

Свистнул, вставив два пальца в рот, и к нему спустили лестницу вниз. Выбрался наружу.

— Завтра переселишься в дом.

— Я буду молиться, чтобы умер ты.

Усмехнулся. Даже сейчас восхищала ее смелость и прямолинейность.

— Твой долг прописан в книге должников капы моей кровью. Я расписался за то, что ты его вернешь сполна. И ничто этого не изменит. Даже моя смерть. Но, — слегка склонился вперед, — если я умру, тебя раздерут на запчасти, ты станешь донором всего, что возможно, обеспечивая нужды клана. Ты — наша собственность.

Только его жизнь давала гарантию, что ее не тронут. Гарантию, что ни один волосок не упадёт с головы донора Марко ди Мартелли.

Глава одиннадцатая 2003 год

Сицилия. Палермо 2003 год

Твои демоны могут быть нежными,

Усмиренными лаской отчаянной.

На цепях, они ждут с надеждою,

Когда выпущу их нечаянно.

Твои демоны вечно голодные,

Словно хищники в клетке мечутся.

Не приручены, но не свободные,

Недоверием искалечены.

(с) Ульяна Соболева

Он, и правда, сделал из меня жалкую собачонку. Нечто, имевшее самое малое отношение к человеку. На моей ноге висел датчик, запрещающий мне выходить за периметр дома, стоило нарушить дистанцию, и браслет бил меня током. Я спала в комнате с еще тремя женщинами. Запуганными, молчаливыми и фанатично преданными ди Мартелли. Едва завидев кого-то из венценосного семейства, они преклоняли колени и опускали головы. Иногда Сальва демонстративно тыкал им в лицо кисть руки, и те прижимались губами к его запястью. В то первое утро тыкнул и мне, а я на эту руку плюнула. Думала, ударит. Таким страшным был его взгляд и выражение лица. Но нет, не ударил. Прошел мимо, оставляя в воздухе шлейф своего адского запаха, который и дурманил, и вызывал вспышку ненависти одновременно.

Я злорадствовала, смотрела ему вслед и думала о том, что победила… а на самом деле меня не тронули лишь по одной причине — ровно через десять минут за мной пришли двое мужчин и увели в небольшое здание рядом с домом. На осмотр. Самый унизительный и отвратительный осмотр в моей жизни. И не всегда унижать могут мужчины. У женщин это получается намного изысканней и больнее.

От яркого света ослепило, и я часто заморгала, ощущая, как слезы пекут склеры. Я видела перед собой двух женщин в медицинских костюмах, масках и шапочках, прикрывающих волосы. Сначала их лица расплывались из-за света, но чуть позже я начала различать, где мы находимся. Одна из медработниц сидела за столом, а вторая смотрела на меня, изучая, как насекомое.

— Имя, — спросил та, что за столом.

— Джулия.

— Возраст.

— Семнадцать. То есть восемнадцать.

При воспоминании о празднике больно сдавило грудную клетку.

— Хронические заболевания? Не лгать. Всегда можно свериться с медкартой или устроить дополнительное обследование.

— Нет заболеваний.

— Когда начались первые месячные?

Зачем им это? Что за идиотские проверки? Я же вроде уборщица. Или кем они собрались меня сделать.

— В двенадцать.

— Группа крови?

— Нулевая отрицательная.

Женщина тем временем осматривала мое лицо, приподнимала мои веки, трогала шею под подбородком, затылок, велела поднять руки и ощупала подмышки, потрогала грудь, сдавила соски, заставив ойкнуть.

— Шикарная грудь. — констатировала вторая. — Как думаешь, он заметил ее красоту? Она ведь настоящая куколка. Длинные ноги, налитые сисечки, розовые соски, белая кожа, аккуратная попка. Его последняя шалавка была на нее похожа.

— Не знаю. Мне все равно. Открой рот.

Я открыла, и она осмотрела мои зубы, затем велела вытащить язык.

— Да ладно. Не все равно. Думаешь, никто не знает, что…

— Здорова. — женщина, которая меня осматривала, не дала ей договорить. — На первый взгляд. Снимай трусы и полезай в кресло.

Кивнула назад на мерзкое и противное приспособление. Один раз я на него уже залазила.

— Зачем?

— Меньше вопросов. Давай. У меня нет времени.

Вторая осматривала меня грубо, неприятно, холодными руками. Этот лед ощущался даже через перчатки, и мне было больно от ее проникновений приборами.

— Девственница. Здорова. Хочешь, порву прямо сейчас. Для тебя. Запишем, последняя шалава, подарим ей парочку венерических болезней, и ее вышвырнут.

— Нет. Не хочу. Марко нужна кровь. Слезай. Одевайся и садись напротив меня.

От их разговора по коже поползли мурашки. Я не сразу поняла смысл, а когда поняла, было страшно что-то спрашивать.