О ком плачет Вереск

— Запиши. Донор. Восемнадцать лет. После визуального осмотра здорова. Группа крови плюс, возраст плюс, внешний осмотр плюс.

Вынесла вердикт, попросила сесть и закатить рукав кофты. Я ужасно боялась уколов и мысленно взмолилась, чтобы она не надумала сделать мне укол или прививку.

— Я возьму у тебя образец крови, и по уставу положено сделать три прививки. Отказаться ты не имеешь права, как и оказывать сопротивление врачам. Тебе ясно?

— И… что за это будет, если откажусь?

— Ты не хочешь этого знать, поверь. Найти донора не так-то сложно, так что не обольщайся насчет своей ценности.

Тяжело дыша, я посмотрела на три шприца на подносе и перевела взгляд на женщину. Трудно было определить сколько ей лет только по глазам, но мне казалось, она молодая и привлекательная. А еще… я ей не нравилась. Лично. Очень не нравилась.

— Я боюсь уколов и крови.

— Уколы не болезненные, а крови ты не увидишь, если не будешь смотреть. Закати рукав платья.

Я послушно закатила, чувствуя, как учащается мое дыхание и пульсирует адреналин в висках.

— Работай кулаком и смотри на стену.

Да, больно не было. Скорее неприятно и… унизительно. Как и осмотр у гинеколога. По окончании процедуры мне дали кусочек шоколада. Зажимая вену, я шла по коридору, чуть пошатываясь и ощущая весь ужас и безвыходность своего положения. Я должна бежать. Придумать как и бежать из этого ужасного места.

— Вереск!

Обернулась на звук голоса и увидела Марко. Он стоял в проеме дверей. Высокий, все такой же худой… даже еще худее, чем был. В руке костыль.

— Вереееск. Иди сюда.

Сделала пару шагов к нему и остановилась, вспоминая зачитанные мне правила.

— Мне нельзя. Меня накажут.

— Ну если я зову тебя, значит можно. Иди.

* * *

— Мне жаль, что тебе приходится сдавать кровь для меня.

Марко выглядел расстроенным и бледным до синевы. Даже прогулка по коридору стала для него большим испытанием. Он сел на кровать, и я помогла ему снять обувь и прилечь. Марко был моим другом. Я привыкла опекать его, привыкла, что он меня опекает. Марко существовал вне пространства, войны и ненависти, и я не хотела думать, что он тоже ди Мартелли. Иначе я бы сошла с ума. И этот парень был единственным, кто не смотрел на меня, как на насекомое.

— Ничего. Если тебе от этого станет лучше… то я бы и сама пожертвовала для тебя все что угодно.

В коридоре послышались голоса, и я узнала голос Сальвы. Напряглась. Пальцы невольно сжались в кулаки.

— Жаль, что в той машине оказался ты, а не он.

Выпалила и побледнела, одновременно смакуя и болезненно проживая эти мысли.

— Не надо его ненавидеть. Он не мог поступить иначе. Омерта — один из важных законов клана. Никто не смеет его нарушить. Будь это не Паук — ты бы была мертва.

Я не смотрела на Марко. Я смотрела впереди себя на узор из лилии на стенах.

— Когда-нибудь я заставлю его рыдать кровью.

И перевела взгляд на Марко, а тот сжал мою руку.

— Его невозможно заставить рыдать. Скорее он тебя сломает. А я не хочу… будь покорной, Вереск. И…еще. Сальва справедливый, честный, смелый. Он скоро станет капо и заменит отца. Совсем скоро пройдет крещение.

— Что мне с того? Как по мне, лучше бы совсем скоро его расстреляли.

Наши взгляды встретились.

— Тебя могли убить вместе с твоей семьей… он спас тебе жизнь.

— Лучше бы убили.

Дверь распахнулась, и на пороге появился сам дьявол. Черный, жуткий, жестокий Паук в свитере под горло и строгих штанах, подчеркивающих его атлетическое сложение. Жует зубочистку и смотрит на меня из-под своей длинной, вьющейся челки. Красивый и страшный одновременно. Потому что жестокость живет в каждом его жесте.

— Кто тебе разрешал заходить в хозяйские покои?

— Я! — громко сказал Марко. — Я ее позвал! Не злись на нее!

Взгляд смягчился, и Паук подошел к постели брата, поправил подушку.

— Тебе еще рано вставать. Врачи не разрешали. Зачем ты вышел из спальни? Хочешь обратно в больницу?

— У меня получилось дойти до середины коридора. Представляешь? Сам дошел!

Я смотрела на них со стороны, на то, как заботливо Сальва поправил одеяло, поднес чашку ко рту младшего брата и помог сделать несколько глотков. А потом его же… с автоматом в руках, испачканного кровью Косты. Но даже эта забота о брате оказалась обманчивой, стоило мне выйти в коридор, как он догнал меня и сшиб с ног, схватил за затылок и вынудил стать на колени. А потом подсунул руку мне в лицо.

— Обязательный ритуал при виде своего господина. Целуй.

— Иди к черту! — прошипела.

Сдавил мои волосы и ткнул лицом сильнее.

— Целуй, я сказал.

— Лучше целовать крыс или танцевать голой в снегу.

— Я обеспечу тебе или то, или другое.

Рывком поднял на ноги.

— Выбирай — снег или крысы? Или все же поцелуешь руку хозяина?

Я не верила, что он мне это говорит, не верила, что черные глаза смотрят на меня с таким издевательским триумфом и наслаждением собственной властью. Как раньше не видела, насколько он омерзительно жесток, насколько страшен и неуправляем?

— Тебе никогда не поставить меня колени и не сломать. Запомни! Никогда! И как только я смогу — я убью тебя!

— Я выберу сам.