О ком плачет Вереск

— Юлия — моя жена! С этого момента она хозяйка этого дома, член нашей семьи. Ее дети станут наследниками клана. И каждый, кто не окажет ей должного уважения, будет иметь дело со мной! Ясно? Каждый без исключения!

Его пальцы сильно давили мое запястье, не давая опустить руку. Что за фарс? Он же сказал мне, что я никто! Что ты задумал, Сальва? В какую игру опять играешь? Делаешь назло своему отцу через меня?

— Браво! — захлопал в ладоши мой новоявленный свекр, и вместе с ним все остальные. Эти рукоплескания были неискренними, они смотрели на Паука с упреком и злостью. Среди гостей я заметила Марко. Он стоял, опустив голову вниз, и, кажется, как загипнотизированный, смотрел на скатерть с пятнами моей крови. Потом схватил ее и унес куда-то вглубь дома. Никто этого не заметил, кроме меня. Внутри все сжалось и от мысли — как же он выжил без донора, как все это время справлялся, позволил ли семье взять кого-то другого?

Я была ему безмерно благодарна. Если бы не Марко, мне бы не удалось прожить два года на свободе.

* * *

Сицилия. Палермо 2018 год

Как же я ненавижу этот дом. Каждый его угол. Каждый кирпич, из которого построены эти стены. Они напоминают мне о том, что это моя вечная тюрьма, клетка, в которой я обречена провести всю свою жизнь. И эти первые дни самые мучительные. Я все еще помню себя бесправную, жалкую, униженную всеми, кем только можно и нельзя. Помню, как слуги пачкали мою одежду маслом и меня стыдили при всех за неопрятность, а дона Рамона (управляющая) била линейкой по рукам за то, что есть грязь под ногтями, а как ей не быть, если вечером накануне я сажала цветы возле фонтана.

— Грязная. Такими руками хозяйские постели трогать непозволительно. Свиней кормить и то… Бездарная, безнадежная. Какого черта тебя здесь держат?

Опустила голову, стискивая руки в кулаки, но не смогла сдержаться, не смогла промолчать.

— Держат и будут держать, даже если я в дерьме вываляюсь, а ты еще раз ударишь, я тебе глаза выцарапаю, и мне ничего за это не сделают.

Рамона посмотрела на меня и поджала губы, а потом замахнулась, чтобы ударить, но я перехватила ее руку и изо всех сил оттолкнула. Да так, что та поскользнулась на невысохшем после мойки, полу и растянулась, проехавшись брюхом к ведру, задела его, и оно перевернулось так, что Рамона оказалась в грязной луже.

Смеха не последовало, они все повернулись ко мне с ненавистью в глазах.

— Ты что себе позволяешь? Ты!

— Дура! Теперь без ужина останешься!

— Пусть ее высекут!

Рамона встала с пола, приподняв мокрую юбку, подошла ко мне вплотную и процедила сквозь зубы.

— Ты…ты у меня от голода по стенкам ходить будешь.

Но меня никто не тронул. Ужина, правда, я так и не дождалась. Сидела в своей каморке на застеленной кровати и смотрела в окно на то, как птицы прыгают с одной ветки на другую, порхают, взмахивая крылышками, пока одна из них не врезалась в стекло и не упала на подоконник.

И я была бессильна ей чем-либо помочь. Она умирала, а я могла только смотреть и чувствовать, как текут слезы по щекам. Как будто эта птичка была мною. Веселая, маленькая и счастливая, пока не обманулась и не разбилась насмерть.

Свернулась калачиком на постели, прикрыв глаза.

Какие-то несколько лет назад все было иначе. И в этом доме жил тот, кого я боготворила, за кого получила удар ножом и ни секунды не пожалела… И зря. Все зря.

— Вставайте, синьорита. Я отведу вас в лабораторию.

Я уже к тому времени не сопротивлялась. Привыкла. Как будто это было чем-то совершенно нормальным — отдавать свою кровь, когда это потребуется для нормального функционирования Марко.

— Я недавно сдавала. Это слишком часто. — возразила скорее машинально.

— У меня приказ. Мне все равно.

Сухо сказал парень в темном костюме и с наушником в одном ухе. Да, им все равно. Всем здесь все равно. Только Марко всегда переживает, только он приходит узнать, как я себя чувствую, только он присылает мне шоколад и сладости с кухни.

Кровь брала все та же девушка с миндалевидными синими глазами и темными курчавыми волосами, выбивающимися из-под медицинской шапочки.

— Я только недавно сдавала… Разве можно так часто?

На меня не обращали внимание, перетянули жгутом руку и вонзили иглу в вену, и я почти сразу же поплыла, провалилась в пропасть.

В себя пришла от звука голоса… знакомого и такого страшного для меня теперь.

— Всю кровь, Марса. На нужды клана.

— Пожалуйста… Сальва, умоляю. Сальвааа! Меня это убьет!

— Я буду скорбеть.

Ощутила, как меня подняли на руки, в ноздри забился знакомый запах, легкими покалываниями потек по венам, оживляя, пробуждая.

— Сальваааа.

— Прощай, Марса!

Меня уложили на что-то мягкое, с запахом свежести, повеяло прохладой и ужасно хотелось спать. Но это был не сон, а скорее слабость и полудрема от нее. Когда тяжесть сковывает все тело и нет сил поднять даже руку.

Ощутила, как чьи-то пальцы убрали волосы с моего лица, как очертили мои скулы, губы, нос, как будто рисуя. Кто-то уселся рядом, грузно придавив кровать.

А потом я услышала его голос.

Я сдаюсь призраку любви,

А на преданность брошена тень.

Она единственная, кого я обожаю,