Вернувшаяся домой Кики решила по пути к себе заглянуть в кабинет мужа. Там стоял полумрак, шторы были задернуты. Говард забыл выключить компьютер. Она собралась было уходить, как вдруг послышался тот утробный, булькающий электронный звук, эдакий сигнал бедствия, который невостребованная машина издает каждые минут десять, при этом, словно в упрек за то, что ее оставили одну, отравляя воздух какими-то миазмами. Кики подошла и тронула клавишу, экран вспыхнул. В папке для входящих лежало новое письмо. Справедливо полагая, что оно от Джерома (муж переписывался лишь со своим помощником, Смитом Дж. Миллером, с Джеромом, Эрскайном Джиджиди и ограниченным кругом газет и журналов), Кики его открыла.
Пап, отбой. Зря я тебе сказал. Все кончено, если вообще начиналось. Очень, очень, очень тебя прошу никому не говорить, просто забудь обо всем. Каким дураком я себя выставил! Хочется съежиться и умереть.
Джером
Испустив горестный вопль и выругавшись, Кики вцепилась в свой шарф и дважды крутнулась вокруг своей оси; наконец, тело догнало ум и перестало суетиться, ибо ничего поделать было нельзя. Говард уже устраивал свои ноги в тесном пространстве между креслами, мучаясь вопросом, какую книгу оставить для чтения, перед тем как убрать сумку в багажный отсек… Слишком поздно: не остановить, не дозвониться. Говард панически боялся канцерогенов: проверял на этикетках, нет ли в продуктах диэтилстилбестрола[8], не терпел микроволновок и не пользовался мобильным телефоном.
Относительно погоды у жителей Новой Англии абсолютно бредовые представления. Говард сбился со счету, сколько раз за десять лет, проведенных на Восточном побережье, какой-нибудь дурень из Массачусетса, услышав его акцент, бросал на него сочувственный взгляд и говорил что-нибудь вроде: