Читаем О красоте полностью

- Если ему от этого станет легче (а либеральные умы, я знаю, очень любят состояние легкости), я несу полную ответственность за содержание читаемых мной лекций. Но, боюсь, мне нечего сказать в ответ на его откровенно сумасбродное требование объяснить якобы преследуемую ими «цель». Вообще, надо признаться, меня удивляет и восхищает тот жар, с каким самопровозглашенный «текстовый анархист»* доктор Белси рвется постичь цель какой-то писанины…

Всплеск безотрадного интеллигентского смеха - похоже реагируют слушатели в книжных магазинах на зачитываемые автором отрывки.

- Я и понятия не имел, - весело продолжал Монти, - что он такой ярый сторонник абсолютизма письменного слова.

* Вероятно, здесь идет ссылка на статью «Смерть автора» французского философа-постструктуралиста и семиотика Ролана Барта (1915-1980), в которой, помимо прочего, говорится следующее: «…пространство письма дано нам для пробега, а не для прорыва; письмо постоянно порождает смысл, но он тут же и улетучивается, происходит систематическое высвобождение смысла. Тем самым литература (отныне правильнее было бы говорить письмо), отказываясь признавать за текстом (и за всем миром как текстом) какую-либо "тайну", то есть окончательный смысл, открывает свободу контртеологической, революционной по сути своей деятельности, так как не останавливать течение смысла - значит в конечном счете отвергнуть самого бога и все его ипостаси - рациональный порядок, науку, закон», (пер. С. Зенкина)

- Говард, вы хотите?.. - спросил Джек Френч, но Говард, не слушая его, уже говорил.

- А знаете, что меня интересует? - повернулся он к ближайшему собеседнику - Лидди, но та его не слушала. Берегла силы для седьмого пункта повестки дня - заявки кафедры истории на приобретение двух новых копировальных аппаратов. Говард обратился к залу:

- Как можно брать ответственность за текст и при этом не уметь сказать, с какой целью он написан?

Монти уперся руками в бока.

- На такой глупый вопрос не стоит и отвечать, доктор Белси. Разумеется, автор может написать прозаический текст, не «нацеливаясь» ни на какую конкретную реакцию, либо, по меньшей мере, он может писать и пишет, не гадая каждую минуту о том, к каким результатам или же последствиям приведет его произведение.

- Коллега, и это говорите вы, ярый приверженец Конституции в ее первоначальном замысле!*

В зале засмеялись дружнее, сердечнее. Впервые за все время Монти немного занервничал.

- Я зафиксирую на бумаге, - заявил он, - свои мысли о состоянии университетской системы образова-

* Говард намекает на спор между консерваторами и либералами: консерваторы хранят верность Конституции, осмысленной в духе ее первоначального замысла, и требуют, чтобы Верховный суд ограничил власть, приобретенную федеральным правительством за полвека. Либералы, напротив, полагают, что верность Конституции, осмысленной в духе ценностей высшего порядка, подразумеваемых в общих положениях о приоритете свободы и равенства, требует, чтобы Верховный суд в случае необходимости расширял те или иные права и изменял законы, дабы они отвечали постоянно изменяющимся потребностям динамично развивающегося общества. При этом обе стороны представляют свою интерпретацию верности Конституции как объективную и юридически выверенную.

ния в этой стране. Я буду писать, исходя из своих знаний и, в равной мере, своего нравственного чувства…

- С явной целью поссорить и столкнуть различные меньшинства нашего колледжа. Он возьмет на себя ответственность за это?

- Доктор Белси, если позволите, я отошлю вас к путеводной звезде либералов - Жану-Полю Сартру: «Мы не ведаем, чего хотим, и все-таки ответственны за то, какие мы есть, - такова действительность». Скажите, не вы ли, доктор, любите говорить о вариативности текстуального смысла? Не вы ли, доктор, настаиваете на неопределенности всех знаковых систем? Тогда как могу я предсказать, не прочтя еще своих лекций, какую мно- говалентность, - это слово Монти выговорил с явным отвращением, - мой собственный текст приобретет в «гетерогенном сознании» слушателей? - Он тяжело вздохнул. - Мой довод наглядно подтверждает сама тактика вашего нападения. Вы снимаете копии с моей статьи, но не удосуживаетесь внимательно ее прочесть. А я в этой статье спрашиваю: «Почему для преподавателя- либерала действует одно правило, а для его коллеги- консерватора совершенно иное?» И теперь я задам вам вопрос: зачем мне предоставлять текст моих лекций комиссии следователей-либералов и, таким образом, умалять и ставить под угрозу свое право свободно выражать мысли - право, столь превозносимое в данном учебном заведении?

- Бред собачий! - вспылил Говард.

Джек вскочил.

- Говард, я вынужден просить вас следить за своей речью.

- Не стоит, Дин Френч, я не настолько чувствителен. Я не питал иллюзий насчет джентльменских манер моего коллеги…

- Послушайте, - Говард залился краской, - я хочу знать вот что…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза