О красоте

Ощущая силу своей позиции, Кики переплела сложенные на груди руки.

- Замечательно. Очень поэтично. Но боюсь, я не в лирическом настроении. Ты хотел мне что-то сказать?

Говард уставился в пол и разочарованно покачал головой, как ученый, не получивший долгожданного результата в ходе тщательно спланированного опыта.

- Ясно, - сказал он после паузы и пошел было к себе в кабинет, но у двери опять обернулся. - Может, наконец поговорим? По-человечески. Как старые знакомые.

Кики со своей стороны ждала, за что бы зацепиться. Момент настал.

- Не указывай мне, как себя вести. Я-то умею быть человеком.

Говард жадно взглянул на нее.

- Ну разумеется.

- Да иди ты нах!

В подкрепление своих слов Кики сделала то, что не делала долгие годы. Показала мужу средний палец. Говард был ошарашен. Он сказал рассеянно:

- Нет, так не пойдет.

- Ах, боже ты мой! Разве мы не прекрасно беседуем? Не общаемся, как ты и хотел? Ладно, Говард, иди в библиотеку!

- Как я могу говорить с тобой, когда ты такая? Это совершенно невозможно.

Он явно страдал, и Кики даже подумала, не поставить ли знак равенства между их отчаяниями, но вместо этого лишь сильнее ожесточилась.

- Что ж, мне очень жаль.

Внезапно она ощутила свой выпирающий из леггинсов живот и перераспределила на теле их эластичную ткань - маневр, который сделал ее защищеннее и собраннее. Говард положил обе руки на буфетный стол, как адвокат, произносящий заключительную речь перед невидимым судьей.

- Но обсудить, что будет дальше, необходимо. По крайней мере, нужно поставить в известность детей.

Кики хохотнула.

- Солнце мое, ты же у нас тут шеф-повар. Ты заварил эту кашу, а мы уж едим, что дают. Кто знает, чем ты нас еще удивишь? Никто этого не знает.

- Кики…

- Что? Что ты от меня ждешь?

- Ничего! - гаркнул Говард, но гут же взял себя в руки, понизил голос и сплел пальцы. -Ответственность на мне, я знаю. Но в то же время я имею право объяснить свою позицию… так чтобы было понятно… изложить, так сказать, свои мотивы…

- Не волнуйся, Говард, твоя позиция мне предельно ясна. Ты был сверху или снизу. Мы не в твоем колледже. Ты можешь не прятаться за слова?

Говард тяжело вздохнул. Он ненавидел, когда его тыкали носом в разницу между его академическим языком и так называемым личным языком его жены, но Кики постоянно сыпала соль на эту старую семейную рану. Она всегда могла сказать: мы не в твоем колледже - и это всегда была правда, хотя Говард ни за что бы не признал, что язык Кики эмоциональнее и ярче. Даже теперь - теперь! - их застарелый спор ощетинился в уме Говарда тысячью копий, готовясь выступить в новый поход. Говарду понадобилось чудовищное напряжение воли, чтобы повернуть эту армию вспять.

- Слушай, давай не… я хочу сказать, что… по-моему, мы сделали гигантский шаг назад. Весной казалось, мы это… не знаю… переживем.

Ответ вырвался из груди Кики, как выходная ария:

- Весной я не знала, что ты трахал друга семьи. Весной это была одна ночь с безымянной незнакомкой. Теперь это Клер Малколм, и это тянулось недели!

- Три недели, - еле слышно поправил Говард.

- Я просила тебя сказать мне правду, и ты солгал мне, глядя в глаза. Как любой стареющий веллингтонский козел своей придурочной жене. Не могу поверить, что ты так меня не уважаешь. Клер Малколм - наш друг. Уоррен - наш друг.

- Хорошо, давай это обсудим.

- Правда? Ты не шутишь?

- Нет. Давай, если хочешь.

- И я могу задавать вопросы?

- Если тебе угодно.

- Почему ты трахал Клер Малколм?

- Черт возьми, Кики, пожалуйста…

- Извини, разве это так уж очевидно? Или это оскорбляет тебя в лучших чувствах?

- Кики, не глупи, - конечно, нет. Просто… нелегко объяснять банальнейшие вещи.

- Мне жаль, что твой член смущает твой трепетный ум. Должно быть, это ужасно. Ум у тебя такой извилистый, блестящий и глубокий, а глупый, примитивный член все портит. Вот незадача!

Говард взял рюкзак, который, как только сейчас заметила Кики, лежал на полу у его ног.

- Я ухожу, - сказал он и обогнул стол справа, чтобы избегнуть физического конфликта. При плохом раскладе Кики без колебаний распускала руки, и тогда Говард без колебаний держал их за запястья до тех пор, пока она не сдавалась.

- Маленькая белая женщина! - заорала ему вдогонку Кики, не в силах больше сдерживать себя. - Крошечная белая женщина, которая поместится в мой карман!

- Я ухожу. Ты просто смешна.

- Конечно, мое изумление для тебя новость. Ты этого даже не замечаешь, ты никогда не замечал. Ты думаешь, это норма. Куда бы мы ни пошли, я одна в море белых. Черных я вижу мельком, Гови. Я веду белую жизнь. А черные разве что возят тряпкой у меня под ногами в чертовом кафе твоего чертового колледжа. Или каталку в госпитале тянут мимо меня. Я отдала тебе всю свою жизнь. И теперь я не знаю, зачем я это сделала.

Говард остановился под висящей на стене абстрактной картиной. Она представляла собой толстый слой гипса, имитировавший тряпку, которую скомкали перед тем, как выбросить. Этот-то комок и поймал на лету художник, заморозив его в воздухе, заключив в белый деревянный ящик и водворив на стену.