сражается с людьми на крышах[20]если б любовь могла стлаться как тольили ее хотя б хватало до края смыслано не получитсяне можетслишком уж много хамьячересчур женщин прячущих ногиесли не считать особых спаленслишком много мух напотолке а Лето у насжаркоеи бунтов в Лос-Анджелесе[21]уже неделю как нетжгли дома и убивали полицейских и белыха я белый и наверное не слишком ужв восторге потому что бел и бедени плачу за то что беденпотому что хожу на задних лапах ради кого-то как можно меньшеа беден я так потому что предпочитаю это и наверное этоне слишком неудобно еслитаки потому на бунты я ноль вниманияпоскольку прикинул что и черным и белымхочется много того что не интересуетменяк тому ж у меня тут женщина которую очень заводятдискриминация, Бомба, сегрегациязнаете сами знаетея даю ей поговорить пока наконец болтовняменя не утомляетпотому что мне в общем плеватьна стандартный ответили одиноких попутавших тварей кому охота прибитьсяк ВЫСОКОЙ ЦЕЛИ с целью ей исцелиться от слюнявогослабоумия и пасть в потокдействия. а вот я, мне подай время подумать, подумать, подумать…но тут гулянка на самом деле, пулеметы, танки,армия сражается с людьми на крышах…в том же мы обвиняли Россию. что ж, этопаршивая игра, и я не знаю что делать, вот толькоесли все так как утверждал мой друг сказал я однажды вечером когдабыл пьян: «Никогда никого не убивай, даже если кажетсячто больше ничего или только оно».смейтесь. годится. может останетесь радычто из меня хлещет раскаяние даже если убьюмуху. муравья. блоху. и все ж иду дальше. убиваю ихи иду дальше. боже, любовь страннее числительных страннее чемтрава в огне страннее мертвого тела ребенкаутонувшего в ванне, мы так малознаем, мы знаем так много, мы не знаемдостаточно. в общем, галочки ставим – кишечником, поройполовые, порой небесные, порой сволочные,а то порой идем по музею поглядеть чтоосталось от нас или от этого, прискорбный стриктурный паралич остекленелогомерзлого и стерильного дурдома такого фонадовольно чтоб захотелось вновь выйти на солнышкои оглядеться, но в парке и на улицахмертвяки все проходят как будто они ужев музее. может любовь это секс. может любовь это мискас кашей. может любовь это отключенное радио.в общем, гулянка была.неделю назад.сегодня я поехал на бега с розами в глазах. доллары вкармане. заголовки в переулке. больше ста миль поездом,в одну сторону. возвращалась компашка пьянчуг, снова без гроша, мечтавновь не сбылась, тела вихляются; треплются в барном вагоне а я тожетам, пью, калякаю то что осталось от надежды в тусклом свете, барменбыл негром а я белый. круто попал. намудалось. без гулянки.богатые газеты всё болтают о «Негритянской Революции»и «Распаде Негритянской Семьи». поезд вкатился в город, наконец-то,и я избавился от 2 гомосексуалистов покупавших мне выпить, а ясходил поссать и позвонить а когда проходил черезвход в мужской сральник там 2 негра у киоскачистильщика драили обувь белым и белые позволяли имэто. я дошел до мексиканского бараи проглотил несколько виски а когда уходил официантка дала мнеклочок бумажки с ее именем, адресом и номером телефона нанем, а когда я вышел наружу вышвырнул его в канавусел в машину и поехал в Западный Лос-Анджелеси все там выглядело так же точно так же как обычнои на перекрестке Альварадо и Закатного я сбросил скорость до 40углядел полицейского жирного на моцикена вид проворного и гнусногои мне стало противно от самого себяи всех, от всей малости что любой из нассовершил, любовь, любовь, любовь,и башни покачивались как старые стриптизершизаклинающие утраченное волшебство, а я ехал дальшеначищая ботинки всех негров и грингов Америке, включаясвои.