О любви

— Я уезжаю отсюда… Но мы же не расстаемся. Моя тайна навсегда свяжет нас. Вернее обручальных колец прикует нас друг к другу. Понял теперь?

Страстная мольба читалась в ее глазах.

Мало-помалу открывалось ему значение всего, что только что произошло: ему одному раскрыла она свою страшную тайну. Это был ее дар ему, кто мог бы подарить больше? Она вверила ему свою судьбу. Жизнь ее теперь была в его руках. Теперь он знал ответ на вопрос, который мучил его с первого дня их встречи. Она все сказала ему своими словами. Да и не только словами. Она вверила ему свое будущее, свою судьбу. Этот подарок ее заслонил и затмил все прочее. Теперь она уже не просто дорогой ему человек, человек во плоти и крови. Соня теперь для него символ. Символ смысла жизни. Ради нее одной стоит жить. Он на веки вечные предан ей. И она всегда будет с ним. Ангел она, вот кто, голубой ангел. Его, Эдвина, ангел-хранитель. Его Соня. Ему хотелось броситься к ней, крепко прижать ее к себе, спрятаться от всей мерзости мира в гриве ее распущенных, сверкающе чистых волос. Но он не смел…

— Нам надо избавиться от этой штуки… чтобы ее не нашли, — сурово проговорил он, кивком головы указав на револьвер в ее руке. Эдвин снял со стенного крючка один из мешков.

— Клади сюда, — приказал он.

Соня вложила револьвер в пластиковый мешок. Тщательно завернув его, Эдвин засунул пакет в карман джинсов. Он только что сказал "мы", как нечто само собой понятное — ни на миг даже не задумался. Так-так, отныне он, Эдвин Ветру Наперекор, соучастник убийства. Убийства добропорядочных набожных супругов Ольссонов. Одно из двух: Закон или Любовь. Так, стало быть, к черту закон!

— Пошли! — сказал он.

Соня покорно подала ему руку и следом за ним вышла в сад. Свет словно бы снял тяжесть с души. В саду стоял запах свежескошенной травы, стало легче дышать. Соня с тревогой взглянула на Эдвина. Он сжал ее руку и с улыбкой показал на верхушку дерева. Там, на макушке высокой груши, две сороки — самец и самочка — учили своих птенцов летать.

— Сороки — они всю жизнь вместе, — сказал он.

Она кивнула. Робкая улыбка тронула ее губы.

— Помоги мне руки отмыть, — попросила она. — Шланг лежит справа за погребом.

Вода поступала в сад из пруда, раскинувшегося на пригорке. Стекала сюда под наклоном. Тепло прокаленных солнцем камней нагрело воду до температуры тела.

— А куда мы спрячем револьвер? — спросила Соня, отмывая руки под струями, брызнувшими из шланга.

— Туда, где его никто никогда не найдет, — сказал он.

— Так куда же?

— Уж это мое дело, Соня.

— Ладно, — легко согласилась она, пожимая плечами.

Тетка сочла своим долгом как можно лучше устроить племянницу в большом городе — Гетеборге, а посему решила ее сопровождать. Тетушка — сама заботливость и чуткость. Всю дорогу она болтала о том о сем, не давая Соне углубиться в свои мысли. Только когда она направилась к киоску, чтобы купить в дорогу какое-нибудь чтиво, Эдвин и Соня наконец ненадолго очутились наедине.

На небе ни облачка. Светит солнце. Над перроном железнодорожной станции Арвика клубится жара. На Соне — желтое платье. Волосы, на затылке перехваченные желтым бантом, пышным "лошадиным хвостом" свисают на спину…

— Надеюсь, часто будешь звонить? — тихо спросил он, ковыряя носком кроссовки теплый асфальт.

Соня кивнула.

— Как только деньгами разживусь, — сказала она.

— А не то я сам стану тебе звонить. Можно и письма писать.

Они чуть-чуть помолчали.

— А эту штуку ты куда дел? — со страхом спросила она.

— В озеро швырнул, — ответил он.

— В какое озеро?

— Не скажу.

— Почему?

— А тебе лучше этого не знать. Один я буду это знать.

— Но почему?..

— Это еще крепче свяжет нас, — сказал он ей с улыбкой.

Она ответила ему настороженным взглядом. Но внезапно лицо ее осветилось улыбкой, согнавшей с него выражение страха и озабоченности.

— Так, значит, один за всех? — спросила она.

— И все за одного! — подтвердил он.

— Соня, нам пора садиться в вагон, поезд отходит через несколько минут, — сказала тетка, готовясь отнести в купе вещи. — Прощайся с Эдвином.

Соня протянула Эдвину руку. Тетушка поднялась в вагон.

Может, нынче самый благословенный день уходящего лета?

— Я люблю тебя, — глухо проговорил он, вперив взгляд в багажную тележку, стоявшую поодаль на перроне.

— Я это знаю, Эдвин, — сказала она.

Соня стояла не шевелясь. У Эдвина перехватило дыхание. Она вся подалась к нему, словно желая поцеловать его, но тут же осеклась. Повернулась и убежала. Вскочила на ступеньки и скрылась в вагоне.

Низко пригибаясь на бегу, Эдвин мчался вдоль поезда, пока в одном из окон не увидал Соню. Она примостилась в глубине купе. Она смотрела на него. Он смотрел на нее. Они не сводили друг с друга глаз, покуда окно вагона не скрылось за поворотом.

Электрогитары в Иванову ночь

Одиночество, что ли, сочившееся из кирпичных строений, приглушало шаги человека, миновавшего стальную ограду? Он шел, слегка наклонившись вперед. Тяжелой походкой. Неторопливой.

"Может, еще и депрессией, черт возьми, тянет оттуда, — подумал он, — и главное, под праздник, в канун Иванова дня!"