О любви еще раз

Собственно говоря, заведующей никаких помощников не полагалось, так что Эвелина теперь была одна во всех лицах: и заведующая, и работник приёмки, и почтальон. Но это её только радовало: чем больше работы, тем меньше мыслей в голове, от которых – одна печаль!

Уходя, Фома Евсеевич (так величали мужчину) обещал ей напоследок, как-нибудь при оказии, прочистить имевшуюся на почте печку, которая «стала сильно чадить в последнее время».

Но женщина не очень-то серьёзно отнеслась к этому обещанию, ведь на дворе ещё лето! Да и вообще зимой она собиралась жить в своей саратовской квартире. При чём тут печка?

Домик почты стоял отдельно от остальных бараков невзрачного деревянного посёлка, состоявшего из десятка однотипных бурых от дождей и ветров построек. Это был деревянный сруб, разделённый на два помещения – собственно почты и зала приёмки почтовых отправлений. Сюда же поступали и передачи для заключённых, за которыми приезжала машина колонии.

В зале приёмки дощатой стенкой был отгорожен небольшой, не более шести квадратных метров, угол – комнатка с одним окном, где и разместилась со своими нехитрыми пожитками Эвелина.

Женщина начала свою новую трудовую жизнь с того, что, поднявшись засветло, принялась за уборку. Очень уж ей хотелось навести генеральный порядок в давно не убиравшемся помещении!

Сначала она вымыла полы в своей спаленке и протёрла в ней влажной тряпкой все стены и углы, всё – куда только достала её рука. Затем развесила на плечики в старинном шкафу с мутным зеркалом, который предварительно оттёрла до блеска, немногие свои наряды, с которыми пустилась в дорогу.

Тщательно вымыла и вытерла насухо выцветшую клеёнку на продолговатом деревянном столе. А на стенку повесила купленный в Курске отрывной календарь, где химическим карандашом (другого на почте не оказалось) пометила день предполагаемого свидания с Петром.

Простыни и наволочку, на которых спала ночью, выстирала куском хозяйственного мыла в видавшем виды металлическом тазу, который обнаружила у себя под кроватью. И разложила сушиться на крыльце – никаких бельевых верёвок Эвелина не обнаружила.

За мылом и зубным порошком она сходила в местную скобяную лавку, находившуюся неподалёку, которая одновременно являлась и продуктовым магазином.

Здесь в обычные дни можно было приобрести лишь самое необходимое: керосин, мыло, хлеб, сушки, сахар и соль. А  также зубной порошок и спички.

Продукты посерьёзнее, в основном картошка, крупы и консервы, а иногда и питьевой денатурат (водка считалась дефицитом), завозились в посёлок раз в неделю на лагерной полуторке и разметались местными жителями в одночасье.

Иногда завозы случались и реже из-за часто ломавшейся старой-престарой машины. Тогда жители посёлка стреляли друг у друга то, что ещё оставалось из продуктов питания, клятвенно обязуясь вернуть сразу же, как только привезут провиант.

Когда полуторка, надсадно ревя и чихая на многочисленных ухабах, въезжала в посёлок, все её жители немедленно бросали свои дела и выстраивались в длинную очередь у лавки с авоськами и корзинками для продуктов.

Копейкина познакомилась с продавщицей лавки, вдовой бывшего ссыльного, Тамарой, полной женщиной лет шестидесяти с нездоровым цветом лица, которая сообщила новой заведующей почтой, что женский день в местной бане бывает по пятницам с семи вечера и до девяти. А до этого – моются мужчины. Тоже в течение двух часов, с пяти и до семи.

Затем Эвелина принялась за наведение порядка во всём своём хозяйстве. Разложила в отмытом до запаха древесины помещении отдельно посылки и бандероли, а также передачи для заключённых, которые и составляли бо`iльшую часть из всех почтовых отправлений. Привела в порядок журналы учёта. Полила и частично разобрала погибшие от засухи цветы в металлических горшках на подоконниках.

Эвелина таскала воду из близлежащего колодца на улице, набирая её в единственное, погнутое, с дырочкой на дне, жестяное ведро, которое оказалось в доме. Других резервуаров на почте не нашлось. Набрав воды, женщина торопилась вернуться назад почти бегом, пока вся вода не вытечет через дырявое дно ведра.

Все удобства почты находились на улице и представляли собой: покосившийся дровник с крышей под рубероидом и деревянный туалет с выгребной ямой в форме будки для часового, также накрытый куском растрескавшегося рубероида.

Провозилась женщина дотемна. А вечером, кое-как помывшись всё в том же тазу, попила пустого кипятка с колотым сахаром и сушками (чай в местной лавке также оказался дефицитом) и залегла в постель.

***

На следующее утро, когда Эвелина обслуживала первого своего посетителя, которому нужно было отправить в Курск заказное письмо, у домика почты затормозил армейский брезентовый газик, из которого вышел капитан, начальник колонии, и направился к почте. Следом за ним шёл водитель с картонным ящиком в руках.

Войдя в дом, Юрий Петрович (так звали начальника колонии) приветливо поздоровался с Копейкиной и, остановившись посреди отмытого помещения, по-хозяйски огляделся по сторонам.