О любви еще раз

Начальник колонии оторвал свой взгляд от фотографий и, потрясённый неожиданной встречей с братом-фронтовиком, медленно перевёл его на врача, которого считал своим давним знакомым и о ком, как оказалось, ничего абсолютно не знал.

На капитана, не мигая, глядели почерневшие вдруг, словно угли, глаза боевого хирурга, в которых офицер безошибочно прочитал то, что было понятно без слов только им двоим – людям, выжившим в жестокой, чудовищной бойне. Кровь и пот, жизнь и смерть, а ещё любовь и веру!

В следующий момент бывшие воины крепко сжали друг друга в едином порыве, обнявшись.

Под их ногами со звуком катались разлетевшиеся по полу стаканы, и недовольно булькала склянка со спиртом, выплёвывая из короткого горлышка пахучее содержимое.

Ничего этого не замечали мужчины. По их лицам текли слёзы. Видно, не отошли, не оттаяли ещё до конца озябшие на войне души фронтовиков.

***

– Вот, тут они, ваши… – Иван Самуилович сделал паузу, распахнув двери уютной палаты и подбирая нужное слово, – подопечные!

Главный врач пропустил капитана вперёд и прикрыл за ним дверь, оставшись в коридоре.

Пётр с открытыми глазами лежал на двух высоких подушках, подложенных под его спину и голову, с широкой повязкой на туловище. Ноги его были прикрыты одеялом. А рядом с кроватью сидела Эля, держа в руках тарелку и ложку. По всей видимости, она недавно кормила парня кашей из своих рук.

Увидев начальника колонии, юноша попытался приподняться в постели.

– Лежи, лежи! – жестом руки удержал его капитан. – Я всё знаю о том, что произошло. Найдены исполнитель и заказчик. Они отправлены в СИЗО и оттуда, после суда, будут этапированы в места заключения. Наша колония реформируется, и на её базе создаётся колония-поселение. В ней останутся только те, кто на самом деле стал на путь исправления. Остальные же будут отправлены в другие колонии. Так что ты выздоравливай. Всё будет хорошо! – кивнул парню Юрий Петрович.

– Спасибо, – тихим голосом произнёс раненый.

Наконец капитан пересилил себя и поглядел на Элю. И сразу увидел, что под глазами у женщины отчётливо проглядываются чёрные круги, а бледное усталое лицо лишено всякого румянца.

«Не спит! Сутками кружится вокруг парня! – мысленно сделал для себя однозначный вывод капитан. – Почему так дорог ей этот мальчишка? Устала одна без тепла? А я? Значу ли я что-нибудь в её жизни? А может, обвиняет меня в случившемся?»

– Иван Самуилович выделил эту палату для вас двоих, – сильно волнуясь и чувствуя неловкость в присутствии Петра, обратился он к Эле, – сюда никого не подселят и вторая кровать ваша.

– Да, да, я знаю, – не поднимая глаз на капитана, кивнула Копейкина, – он мне говорил…

– В разговоре со мной врач сказал, что никакой опасности для жизни парня больше нет! – Краем глаз Юрий Петрович уловил, с каким интересом внимает их диалогу Пётр. – Вам нужно спать, хотя бы тогда, когда спит он, – кивнул в сторону раненого начальник колонии. В присутствии юноши капитан обращался к Эле на «вы», и это невыносимо огорчало его.

Эля покорно, в знак согласия, кивнула головой, упорно не глядя на мужчину.

«Боже мой, какую нелепицу я несу!» – про себя рассердился офицер, а вслух произнёс ещё более нелепое, и почему-то во множественном числе:

– Ну, ладно, что ж, поправляйтесь!

В следующий момент он стремительно шёл, почти бежал по коридору, и полы белого халата, накинутого на форму, развевались из стороны в сторону, будто крылья взъерошенной птицы. Сердце щемило от разочарования – разве на такую встречу рассчитывал он с человеком, который уже стал ему дорог?!

Когда дверь за начальником колонии закрылась, Пётр тихо произнёс, глядя в лицо готовой расплакаться женщины:

– Тётя Эвелина, капитан приходил из-за вас!