О маленьких рыбаках и больших рыбах

Как он их знает, — думал я, — вот бы мне так знать! И я чувствовал все большее и большее уважение к этому безусому юноше, почти мальчику, такому невзрачному на вид и с таким смешным прозвищем.

Вдруг сквозь щели между досками пробились яркие солнечные лучи, и в них заплясали веселые пылинки.

Тараканщик выглянул в щель и говорит:

— Ага! Гроза прошла? Прошла. Так! Можно и домой идти? Можно. Так. Пойдемте в город вместе, ребята. Пошли? Пошли.

Мне очень хотелось с ним идти, но Федя шепнул мне:

— А корзина-то у нас в пруде…

— Нет, — говорю, — мы еще здесь, на пруде побудем.

— Ну, тогда прощайте. А вам понравилось то, что я вам о зверушках рассказал? Понравилось?

— Очень.

— Так вот, приходите ко мне, когда будете в городе. Вы знаете, где я живу? Знаете. Так придете? Придете. Так!

И Тараканщик полез в щель, на балкон.

Когда мы были уже на балконе, Тараканщик вдруг вспомнил, что забыл в доме свой сачок.

Я принес ему сачок и спрашиваю:

— А этим сачком водяных животных можно ловить?

— Можно. Но лучше покрепче сделать. Покрепче. Так? Кольцо потолще, а вместо марли какую-нибудь плотную ткань. Так?

Показал нам, как прикрепляется к палке кольцо для сачка, еще раз попрощался с нами и зашагал по мокрой дороге.

— Вот бы нам, Шурик, все так знать, — задумчиво сказал Федя.

— Да, я тоже об этом подумал.

III

С балкона мы заметили, что в усадьбе, кроме старого дома, есть еще и другие строения. Неподалеку виднелись какие-то длинные низкие сараи, вроде товарных складов, совсем еще новые, из свежего тесу, а около них маленький, тоже новый, бревенчатый домик. Из трубы его поднимался к небу белый дымок.

— А ведь в усадьбе-то, Федя, кто-то живет. Как бы нас не прогнали отсюда!

Федя успокоил меня, и мы побежали вниз по аллее, к пруду. Следы только что прошедшего ливня были заметны во всем. Трава по обочинам аллеи была примята дождевыми потоками, а кое-где даже замыта нанесенным песком. В пруде заметно прибыла вода и стала мутной и желтой.

Вытащили свой рыболовный снаряд. И не без труда: пока мы подтаскивали к берегу и волочили по дну нашу корзину, она то и дело цеплялась и задевала за густо разросшиеся водяные растения. Когда мы, наконец, ее вытащили, она была вся опутана ими. На дне корзины билось несколько карасиков, совсем как медные пятачки — круглые, медно-красные и маленькие. С восторгом посадил я их в ведро.

— Вот, Федя, у нас в аквариуме и рыбки будут.

Мне уж так хотелось сделать аквариум, что в воображении своем я видел его вполне готовым. Правда, я еще совсем и не представлял, как буду его устраивать, ведь я понятия не имел об этом; но раз мне так хотелось иметь аквариум, я был уверен, что он будет.

Какие-то, еще туманные, планы уже завладели моим воображением. Пока я пересаживал в ведро карасиков, Федя очень внимательно разбирался в водяных растениях, окружавших корзину.

Вдруг он говорит мне:

— Смотри-ка, сколько здесь всяких зверушек.

Я тоже стал копаться в растениях. В самом деле, чего-чего тут и нет! На покрытых серо-зеленой слизью стеблях вяло ползают личинки стрекоз (я их уж знал теперь), сидят, прикрепившись, ракушки, ползают торопливо мелкие жучки, шевелятся изогнутые дугой ярко-красные червячки… А вот и знакомая личинка плавунца неуклюже барахтается среди мокрых стеблей и судорожно открывает и закрывает свои страшные клещи. А это что такое? Гляжу и глазам своим не верю — вокруг моих пальцев обвился… волос?! Да, волос, длинный, твердый и тонкий, чуть-чуть потолще тех волос, из которых вьют лески для удочек. Но только этот волос… живой! Да, несомненно, живой — вон как он извивается и хочет пролезть между пальцев.

— Федя, Федя! Гляди-ка, что это такое?

Но Федя нисколько не удивился.

— Это живой конский волос. Мы, когда на Прорве с отцом рыбачим, так там их много попадается. Жерличка постоит в воде подольше, он вокруг бечевки и обовьется, а то и вокруг лески на удочке.

— Да не может быть! Как же конский волос в воду попадает?

— А когда лошадей купают, у них и выпадают волосы из хвоста или из гривы и оживают в воде.

— Не может этого быть! Не может волос вдруг в воде ожить!

— Не знаю, Шурик, ребята так говорят. Да еще говорят, что эти волосы в людей впиваются.

— А Матвей Иванович так же говорит?

Сапожника Матвея Ивановича, Фединого отца, я давно знал. Был он человек уже пожилой, серьезный, начитанный и прекрасный рыбак. Его авторитет я высоко ценил.

— Да нет, — сказал Федя, — от него я не слышал. А ребята так говорят.

— Нет, Федя, как хочешь, не может этого быть. Не может конский волос живым сделаться!

Говорю так, а сам смотрю на странное создание природы, что завилось вокруг моих пальцев, и готов уже поверить, что это оживший конский волос.

— Знаешь что, Федя, давай потом спросим у Тараканщика, а ты у Матвея Ивановича.

— Ладно.

Посадили мы наш новый неожиданный улов в ведерко и собрались идти домой. Да и пора уж было, вечер наступил.

Вдруг на другом берегу пруда зашевелились кусты, раздвинулись, и вышел из них здоровенный парень с круглым лицом, в жилетке поверх рубахи, без шапки и с уздечкой в руках. Да как закричит на нас: