О, Мари!

В первые годы советской власти большевики фактически стремились ликвидировать институт семьи и брака, считая их продолжением собственнических отношений. Надо сказать, в этом плане советская власть немало преуспела, фактически уравняв женщин и мужчин путем выплаты им почти одинакового нищенского жалованья, в результате чего мужчина фактически не мог прокормить свою семью самостоятельно. Жена обязательно должна была работать, и лишь таким образом супруги могли хоть как-то удовлетворять элементарные материальные запросы. Мужчина чувствовал, что он в доме не хозяин, и, будучи не столь сильным от природы, как женщина, начинал сдавать. А «сдавать» в российских условиях – это значит пить. Пить и спиваться. Спиваться и постепенно стать уже совершенно ненужным дома…

Вспомним историю великих правителей. Чингисхан, имея тысячи жен и наложниц, не переставал любить одну-единственную женщину – Бортэ, которая была старше его на несколько лет. Эта любовь пережила и похищение, и изнасилование, и долголетнее отчуждение Бортэ от Чингисхана. А другой мой любимый исторический герой, Наполеон Бонапарт, любил Жозефину, уже бывшую замужем. Став единоличным правителем половины Европы, он узнал, что Жозефина изменяет ему с молодым фельдъегерем, и не пристрелил его, а лишь цивилизованно отдалил, отправив на фронт, простил жену и продолжал ее любить.

Здесь возникает другой вопрос: согласился бы я, чтобы моя мама была второй или третьей женой, безмолвной послушной полурабыней, а я делил своего отца с какими-то детьми от других жен? Ни в коем случае! Мой папа единственный, и мама единственная. Они для меня святые, и такие сравнения мне оскорбительны. Мои родители выше таких низменных мыслей, и я не собираюсь делить их любовь ни с кем, кроме родного брата.

То, что я люблю Мари, сомнению не подлежит, и делить ее любовь с кем-то я не готов. А если Мари изменит мне? Не может быть! Она любит меня, и такого просто не может быть. Но почему? Она ведь тоже молодая, и рядом с ней, как говорит мой папа, «как раз вовремя» может оказаться симпатичный мужик. Тогда что? Как что? Не может такого быть, и все тут.

А как же равенство? Это же достижение современной цивилизации – равенство полов, когда миллионы и миллионы женщин включились в общественно-политическую и экономическую жизнь, показали себя равными мужчинам, а по многим параметрам даже превзошли их. Нет, я не согласен. В этом вопросе не может быть никакого равенства полов! Юридическое равенство я принимаю. Фактическое и моральное – нет. Не можем мы подчинять законы природы своим людским законам, да еще таким глупым, как в этом случае. Любой из нас способен допустить, что его отец в молодости имел «амурные грешки». Но по отношению к матери кто может допустить такое? Любой, кто заподозрит подобное, просто сукин сын. Боже упаси! Какие идиотские мысли приходят в голову! Но, вероятно, такие случаи в жизни имеют место – раз я додумался до этого, додумаются и другие. Значит, с кем-то такое случается?

Хватит, пора ставить точку. Я мужчина, Мари женщина, и такими нас создал Бог. Я отвечаю за нее, я готов нести ее на руках до Антарктиды, работать в три смены, пахать землю и заново изобретать водородную бомбу, но делить мою Мари с какой-то мразью, пачкающей ее запахом своего пота, слюнявящей ее лицо своими губами, невозможно! Не дам! Убью!

– Кого убьешь? – вбежал в комнату только что вернувшийся брат. – Кто-то еще дома есть? С кем ты споришь?

Примерно полминуты я с затуманенным взглядом стоял посреди комнаты, постепенно приходя в себя. Да, я и правда неуравновешенный тип, холерик. И абсолютно правильно меня в госпитале освободили от военной службы.

– Да так. Вспомнил одного подлого преступника, который насиловал честных женщин.

– Не знаю, кого ты там вспомнил, но у тебя такой яростный вид!

– Забудем. Пошутили и хватит.

– Хороши шутки! Твои вопли с первого этажа слышно. Пугает народ, а потом оказывается, он просто пошутил!

Зазвонил телефон.

– Боксер, ответь, я не хочу говорить. Если спросят, скажи, что меня дома нет.

– Подожди, слышишь, междугородный звонок. Может, это Мари?

– Да, правда, подожди, я сам.

– Здравствуй, милый, – услышал я как будто совсем рядом родной голос. – Субботний вечер, ты почему дома?

– Мари, дорогая, а ты почему сегодня звонишь? Я ждал твоего звонка завтра утром.

– У меня на душе вдруг так тоскливо стало, хотела послушать тебя хоть минуту. У нас все по-прежнему, но я чувствую, что становлюсь больше с каждым днем.

– Будь осторожна, милая, смотри, не споткнись нечаянно. Питаешься хорошо?

– Да, дорогой. Привет передай всем. Завтра уже не позвоню. Не сиди дома, сходи, повидайся с друзьями. Затворничеством делу не поможешь. Это же не навсегда.

Как хорошо, что я оказался дома! Но не могу же я каждую субботу сидеть у телефона и ждать ее внезапных звонков? Это уже мазохизм какой-то.

Опять зазвонил телефон.