Она резко подняла голову навстречу Оуэну. На гладком лбу между похожими на стрелы бровями застыла вертикальная морщинка. Она положила обе руки на стол и командным тоном сказала:
— Я требую вернуть ее, и немедленно!
Оуэн растерянно моргнул.
— Что вернуть?
Надя сжала губы и подалась вперед.
— Мою музыку!
За последние пять дней в ее голове не родилось ни одной ноты, ни одной мелодии. Пять дней прошли в сплошном молчании. Она не могла понять, каким образом ему удалось лишить ее главного и любимого занятия. Ведь во время обеда в «Фоксчейзе» музыка звучала, как и позже, по пути домой, даже тогда, когда она рассказывала Оуэну смешные истории из своего детства. И вот он украл ее своим поцелуем.
— Какую музыку?
Она заговорила громче и настойчивей.
— Мою музыку.
Оуэн уселся обратно в кресло.
— У тебя потерялась музыка, и ты полагаешь, что в этом виноват я?
— Я не полагаю, я знаю.
— Когда же она потерялась?
— Она звучала у меня в ушах, когда я ехала с тобой в «Фоксчейз», но после того, как ты привез меня домой, она исчезла.
Он с силой потер лицо ладонями и задумался.
— Не паникуй, Надя. Музыка где-нибудь поблизости. На чем она записана? На кассете? На диске?
Он взялся за телефонную трубку.
— Я позвоню в ресторан и спрошу, не обнаружили ли ее там.
Он стал набирать номер.
— Может быть, ты выронила ее в машине и она закатилась под сиденье? И вообще, какого черта ты таскаешь ее с собой, если она тебе так дорога?
Надя нажала на рычаг телефонного аппарата и взглянула на озадаченную физиономию Оуэна.
— Оставь телефон, Оуэн, — молвила она с тяжелым вздохом. — Музыка не потерялась в ресторане.
Надя подошла к окну и посмотрела на внутренний дворик. Справа виднелся уголок бассейна, чуть в стороне возвышались большие керамические вазы, а дальше, за решетчатой оградой, располагался теннисный корт. Дом Оуэна был больше, чем ресторан «Фоксчейз», и походил скорее на загородный особняк. Она прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза.
— Музыка была в голове, — почти по слогам произнесла Надя.
— Если она была в голове, то каким образом ты могла потерять ее?
— Это-то мне и хочется выяснить.
Она повернулась и пожала плечами. За минувшие пять дней ничего не изменилось. Эни дважды ломал забор в загоне, ее отцу и дяде Рупе предложили два выгодных заказа, но потом сделка так и не состоялась, а в нынешнее утро мать сказала, что Микола уже два дня нигде не видели. Радостным было только одно сообщение — о том, что две ее песни уже переведены и записаны. Обычно на перевод уходило много времени. Другая трудность заключалась в том, чтобы слова сочетались с мелодией. Надя торопилась выполнить условия контракта, ведь деньги, полученные по нему, должны были пойти на покупку подержанного трактора, а также на приобретение двух маток для Эни. И все это могло сорваться из-за того, что она не в состоянии сочинить последнюю песню, которую надо закончить до октября.
— Почему ты думаешь, что именно я — причина потери?
— Потому что музыка звучала до тех пор, пока ты не поцеловал меня.
Физиономия Оуэна расплылась в широкой улыбке, а глаза заблестели от восторга.
— Значит, своим поцелуем я извлек из тебя музыку?
Надя возмутилась, увидев плотское выражение его глаз. Он не должен смотреть так, будто хочет ее объятий. Подбородок девушки дрогнул, когда Оуэн встал с кресла.
— Могу сказать только, — произнесла она, испугавшись его приближения, — что она звучала перед тем, как ты поцеловал меня.
— Меня еще никто не обвинял в подобном, — Оуэн старался говорить серьезно.
— Это была не просто музыка, Оуэн. Это было все мое состояние, — прерывающимся голосом произнесла Надя. — Музыка поддерживала не только меня, но и всю нашу семью.
Веселое выражение сошло с лица Оуэна. Она не шутила. Ее будущее автора и исполнительницы детских песен действительно оказалось под угрозой. Он приблизился к Наде и взял за руку.
— Прости, мне ужасно неприятно, что мой поцелуй вызвал такую реакцию. Странно, мы не ходили с тобой на танцы, не бывали в кино, не любовались звездами на ночном небе. Мы только обедали и беседовали не больше двух часов, перед тем как я поцеловал тебя.
Она посмотрела на руки Оуэна и покачала головой. Ее рука по сравнению с лапой Оуэна была маленькой и беспомощной. И вдруг Надя подумала: а что, если позволить Оуэну оказать ей материальную поддержку? Нет, на это она не пойдет. Надя отняла руку и чуть отпрянула.
Она передернула плечами и удивилась собственной глупости. Оуэн бедром привалился к краю стола и попытался найти хоть какое-то объяснение случившемуся.
— Может быть, ты потеряла писательское вдохновение?
— Я не писательница, Оуэн. Я композитор. Я слышу музыку. Будь все нормально, я могла бы стоять здесь и слышать музыку.
— Что, и кабинет издает какие-то звуки?
Надя оглядела просторную комнату.