О, мой ангел…

Оуэн отвел взгляд от пылающих очей Нади, напоминавших два маленьких костра. Надино семейство было занято вином, а Юрик рассказывал очередную забавную историю. Казалось, они забыли о Наде и Оуэне и продолжали празднество. Оуэн пошел в темноту и потянул за собой Надю.

— Значит ли это, что я тебе нравлюсь?

Не отвечая, она прижалась к нему. Легкий ветерок раздувал юбку, которая касалась его ног.

— Это значит, что я хочу тебя.

Она прижала ладони к груди Оуэна, вгляделась в его лицо, но ничего не смогла прочесть на нем — стало слишком темно.

— Ты нужен мне, Оуэн, — ее голос трепетал от желания. — Ты мне нужен больше, чем первый вдох. — Ее руки дрогнули. — Ты мне нужен больше, чем музыка.

Оуэн ногой закрыл за собой дверь и осторожно поставил Надю на пол кухни. Он нес ее четверть мили, отделявшей дом от табора, и все потому, что Надя была босой и не хотелось тратить время на поиски ее сандалий. В эту ночь никто не мог им помешать.

Надя прижималась щекой к груди Оуэна и слушала, как колотится его сердце.

— Я же говорила тебе, что очень тяжелая.

— Ничего, я донес тебя. — Сквозь ткань рубашки он ощущал теплоту ее тела.

— Я боялась, что мы не заберемся на этот последний холм. — Она губами притронулась к жилке, пульсирующей на его шее, вызвав у Оуэна ощущение, похожее на шок.

— Это твоя ошибка, — сказал он, отбросив прядь ее волос, и нежно потерся о смуглую щеку. — Никогда не забавляйся с ухом мужчины, который несет тебя в гору.

В ее глазах заплясали смешинки, когда она взглянула на ухо, которое только что поцеловала.

— Я не могла удержаться.

Она потрепала его за мочку и улыбнулась.

— Меня в первый раз переносят на руках через вершину холма. Оказывается, это очень романтично.

— Что бы ты сказала о романтичности, если бы я уронил тебя?

Надя усмехнулась и снова потерлась о его влажную щеку.

— Мы бы решили, что нам делать, лежа на земле.

Оуэн обнял Надю и выключил свет в кухне. Стало темно, только узкая лунная дорожка вела к лестнице.

— Как ты считаешь, будет ли романтично, если я понесу тебя наверх?

— Не знаю, Оуэн. — Надя опять скользнула губами по его шее. Ей нравилось поддразнивать его. — Если ты не удержишь меня, мы оба сломаем шею.

— Если ты не перестанешь, — он взял ее на руки, — мы никогда не преодолеем ни одной ступеньки.

Надя тихонько хихикнула и положила голову ему на плечо.

— Я даже дышать перестану.

— Думаешь, это поможет? — Он посмотрел в ее улыбающееся лицо. — Подожди, через несколько минут ты у меня запыхаешься, как паровоз. — Он ступил на площадку и остановился.

Надя кивнула головой в сторону одной из дверей. Пальцами она нащупала выключатель. Как только Оуэн опустил ее на пол, вспыхнул свет. Ноги ее коснулись белого прохладного кафеля. Она окинула взглядом комнату: интересно, оценит ли Оуэн ее искусство создания интерьера? Разве она не старалась быть похожей на американку?

Оуэн зажмурился от яркого света, а потом заморгал, осматриваясь. Надя не могла сразу позволить ему войти в ее спальню, и сейчас они очутились в середине белой, сверкавшей чистотой ванной. Все здесь было украшено изображением Микки Мауса, любимого американского героя.

Он был везде: на белых пластиковых занавесках, на ярких красно-черных полотенцах, на двух красных ковриках, покрывавших пол, и даже на большом эмалированном бачке для мусора. На стенах красовались целующиеся Микки и мышка Минни.

Ванная комната поведала Оуэну нечто важное о человеке, жившем в этом доме. У Нади было хорошее чувство юмора, которое позволяло ей легче справляться с повседневными заботами. Увы, она постоянно беспокоилась о своей семье, о своей музыке и о… деньгах. Но что-то подсказывало ей создать ванную «а ля Дисней».

Он внимательно оглядел все вокруг, потом улыбнулся, посмотрев на женщину, стоявшую перед ним.

— Декоратору — мои комплименты.

Она грациозно поклонилась.

— Я уверена, что Уолт Дисней им бы обрадовался.

Оуэн хохотнул и, погладил ее щеку.

— Это относится персонально к тебе.

Она прикрыла дверь, расстегнула пояс на юбке и бросила его на пол, после чего принялась снимать украшения и раскладывать их на керамической полочке.

— Они замечательные, — она вытащила из ушек массивные серьги, — но весят целую тонну.

Мужчина прислонился к двери, наблюдая, как она снимает с себя украшение за украшением. Зрелище возбуждало его. Сейчас она подняла ногу и осторожно разомкнула браслет на щиколотке. Его руки невольно потянулись к Наде, желая помочь, но сильная дрожь свела пальцы.

Надя отошла от полочки и посмотрела на Оуэна, потом через голову стянула блузку и кинула ее в сторону красной корзинки.

— Я целый день возилась на кухне. — Она пробежалась по пуговицам на юбке, и цветастый материал широкими складками упал к ее ногам. — От меня пахнет гуляшом и капустой.

Оуэн чуть не задохнулся. Она стояла перед ним почти обнаженная, только в белом лифчике, сквозь который просвечивали соски, и красных шелковых трусиках, прикрывавших ее женственность.