О, мой принц!

Да и честь-то какая! Честь-то! Просьба самого императора! Не приказ, не поручение, а именно просьба. Как к другу верному великий император к господину Бажену обратился, его дару доверился. Как с равным себе с господином Баженом беседовал, мнение его спрашивал. Да господин Бажен всю землю по песчинке переберёт, жизнь положит, а просьбу императора выполнит.

И ещё что поразило господина Бажена, так это откуда про второй дар его редкий, Создателем милостиво данным, великий император осведомлён столь хорошо да подробно.

Первый-то, главный дар господина Бажена, это понятно, что императору известен. Известен так, что ни сам император, ни ещё один человек сколь жить будут, не забудут, что да, то да. Да и сам господин Бажен, как вспомнит о случае том далёком, так до сих пор понять не может, как ему то время пережить удалось.

Не в самом случае дело-то. Случай-то сам для господина Бажена пустяковый был, случай-то. А вот неделя, коя после того случая случилась, вот это было испытание так испытание для молоденького двадцатилетнего парнишки, коим господин Бажен в ту пору был.

Сейчас-то ему смешным это всё кажется, а тогда для паренька, из лесу вышедшего и ничего за все свои двадцать годочков окромя родниковой водицы не пившего, в диковинку было, что сам император и тот, другой человек, обучали его, как правильно алкогольные возлияния принимать, да как не пьянеть при том. Да как меру знать, да как собеседника споить, а самому трезвым остаться. Да какие беседы вести при этом, да как правильно разговор в нужное русло повернуть, и много чему ещё.

Потом-то эта наука господину Бажену ой как пригодилась, а тогда, давным-давно, одного боялся паренёк, как бы не вырвало его прямо в императорских покоях, так уж худо, так худо было простому лесному парнишке с непривычки, думал, помрёт прямо там.

Да хорошо, что в конце концов заметили сотрапезники, что парнишка вот-вот концы отдаст, да и научили его одному способу хитрому, не раз господина Бажена впоследствии выручавшему.

Давненько это было, давненько… А до сих пор, как вспомнит господин Бажен науку эту, так и усмехнётся, на свой винный погреб с лучшими винами империи и не только империи, глядючи. Кто знает, вдруг да завернут к нему когда гости дорогие, вдруг да завернут…

Дааа, вот как в жизни-то получается, чужие люди всё знают о даре редком господина Бажена, вернее, всё же почти всё, а вот жена его милая, госпожа Мирослава, знать ничего не знает и ведать не ведает. Да и незачем нежной госпоже такие вещи знать. Не хватало ещё, чтобы она бояться начала господина Бажена, своего мужа милого, во всём ей покорного…

Глава 25

Элеонора.

– Вставай, Эли! Вставай же ты скорее! Её сиятельство встречать!

– Гальян, ну ты иди, встречай, конечно, а я всю ночь не спала, за девульками следила. У меня сейчас работоспособность всё равно на нуле.

– Как же ты мудрёно выражаешься, Эли! Слово какое-то рабост… рабсо…

– Забей, Гальян. Ты иди, встречай, а то её сиятельство на тебя обидится. Тебя-то она знает, а меня нет, ей по фиг будет, стоит там какая-то незнакомая служанка или нет. Беги, дай поспать, наконец!

Вообще, мне эта ситуация уже начинает напоминать отрывок из старого советского фильма «Двенадцать стульев». Про то, как Остап Бендер с Кисой Воробьяниновым жили в общежитии в комнате студента медика, друга Коли, который друг Остапа.

Так вот, там был один персонаж за стенкой. Который время от времени очень смешно подвывал: «Да дайте же, наконец, поспать!» Вот и я скоро так же буду тут выть на Луну, в смысле, на Гальянку.

Ох, ну слава Создателю, унеслась Гальянка эта.

И потом. Как это я неприбранная, как здесь выражаются, выйду, что называется, в свет. Ведь мамашу графскую встречать, наверное, не только же прислуга выйдет. И тут я в виде абсолютно никаком, с синяками под глазами, в басике не освежённая, Диориссимо не побрызганная и даже толком не причёсанная.

Нет, нет и ещё раз нет. Это наш окончательный ответ Чемберлену. Местному.

Но в это утро всё было не на моей стороне. Не успела я свою больную головушку к ставшей уже родной подушке прислонить, решив, что да чёрт с ними со всеми и по фиг, как я выгляжу. Всё равно меня кое-кто в упор не видит. Посплю я лучше, может, хоть голова пройдёт.

Так вот, не успела я свою просто раскалывающуюся, как и всегда после слёз, головушку повторно донести уже таки до вожделенной подушки, как практически у самой двери в наши с Гальянкой покои послышался громкий и довольно-таки скандальный голосок всё той же Гальянки, на кого-то очень так по-нагленькому кричащей.

Не, ну сколько можно-то, в самом деле, а? Злость уже прямо берёт, честное слово.

И такая злость меня взяла, что подхватила эта злость меня на своих крылышках злобных и вынесла в одной ночнушке аккурат в коридор, где я и объяснила Гальянке прямым текстом на чистом русском нецензурном языке, что я думаю по поводу ранних подъёмов в этом замке, шуме по утрам в оном, и о погоде за окном в целом…