О нашем жилище

На наших рисунках - пример древнейшей планировочной структуры города, сложившейся в Шумере более 5000 лет назад. Необычная для ново-европейского сознания, эта планировочная схема не имеет ничего общего с хаотичностью. Напротив, она в высшей степени упорядоченна. Каждый жилой дом представляет собой автономную планировочную единицу, ориентированную внутрь: доступ ко всем помещениям открыт с внутреннего двора по первому и второму этажам. В то же время квартал, отграниченный узкими улицами от соседних кварталов, образует самоуправляемое целое - это монолит, окруженный сплошной глухой стеной с редко расставленными узкими входами.

Когда, как в данном случае, квартал велик, доступ к его внутренней части обеспечен ветвящимися тупиковыми проходами, начинающимися от квартальных ворот, охраняемых и запирающихся на ночь. Практически все дома квартала имеют общую крышу, прорезанную внутренними дворами площадью от 40 до 60 м2, что облегчает соседскую взаимопомощь в случае необходимости. С времен Шумера изменение границ домовладений осуществляется наипростейшим способом: закладываются одни дверные проемы и прорезаются новые, в результате чего жилая структура квартала обладает высокой внутренней подвижностью

Не только росписи при входе в дом разбогатевшего на спекуляциях вольноотпущенника, но и просторный многоколонный портик! Раньше такие портики могли предварять вход лишь в общественные сооружения.

И в эллинистических городах Востока, и в городах самой Италии к началу нашей эры у отдельно взятого дома сколько-нибудь разработанного фасада не было. Тем не менее он в известном смысле был - только не у дома, а у целой жилой улицы, да еще не всякой, разумеется, а центральной. Фасад, его украшенность колоннадой, фонтанами-нимфеями, статуями - все это относилось к публичному, общественному лику города, тогда как приватное жилище нести такую смысловую нагрузку в сознании людей еще не могло. Императоры после Нерона подхватили традицию, вывезенную этим ценителем греческой культуры с эллинистического Востока, а у Тацита мы можем прочесть о первых шагах «градоустроения» на европейской почве:

«Городское пространство, которое осталось от дворца, застроилось не без разбора и небрежно, как это было после галльского пожара, а распланированными рядами домов и широкими улицами, причем высота домов была ограничена, дворы были не застроены и были прибавлены портики, которые должны были защищать фасады инсул… Самые же здания должны были в известной части строиться без (деревянных) балок и сооружаться из габинского или альбанского камня, который для огня непроницаем; и нельзя было строить общих стен, но всякое здание должно- было иметь свои собственные стены…»

Итак, в Риме (совершенно независимо и одновременно - в Древнем Китае и Древней Индии) утверждается принцип, согласно которому лицевая часть здания по ряду соображений как бы отделяется, обособляется от собственного жилища. Вроде бы принадлежа каждому зданию по отдельности, она в действительности принадлежит городу как некоторому неделимому целому. Именно этому принципу принадлежало будущее, когда после средневековой интермедии с V по X век городской тип дома утверждается в правах. Дело в том, что помимо использования части уцелевших зданий римской эпохи хранителями памяти о прошлой, славе городов в эпоху междувременья стали монастыри, в которых регулярность, правильная организация фасада, за которым скрывалось множество келий, были обязательной строительной нормой по идейным соображениям. Строители, начавшие работу в бурно разраставшихся городах XI и последующих веков, прошли школу монастырского строительства, и те же принципы очень рано начинают применяться в городе, по крайней мере при обстройке площадей, служивших рынками (пример - на нашей иллюстрации).