О нем доложили Сталину

Но в следующее мгновение его охватили горечь и досада. Бесперспективность и наивность этого порыва были очевидны.

«Но надо же что-то делать, — не хотел он с этим примириться. — Ачто, если… Нет, это невозможно! Нупочему? Бойко порядочный человек. Порядочный? Начальник типографии у фрицев?.. И что? Ты его не первый день знаешь. А если откажется?.. Возьмет, куда денется. Придут наши, и твои документы станут для него индульгенцией. А вдруг выдаст? Не должен, сына он им не простит. Все, другого варианта нет!» — решил Петр и, спрятав материал в папье-маше, бросился к выходу.

Отправляясь к Бойко, он опасался только одного — как бы не разминуться с ним. Несмотря на то что советские войска вплотную подошли к Краснодару, а их артиллерия подвергала постоянному обстрелу северо-восточные окраины, в городе все еще действовали комендантские патрули. Задержки для проверки документов делали затею Петра все более рискованной. Затянувшаяся отлучка из группы могла вызвать подозрение у Райхдихта, но для него он придумал отговорку — надо было забрать бланки документов, оставшиеся в типографии.

Знакомая повозка во дворе типографии рассеяла опасения Петра, что Бойко не окажется на месте. Его голос доносился из подвала. Вместе с рабочими он стаскивал туда печатное оборудование. Внезапное появление Петра вызвало у него неподдельное удивление.

— Здравствуй, Пантелеич, — приветствовал его Петр и, не давая опомниться, потребовал: — Пройдем к тебе, есть серьезный разговор.

Бойко безропотно подчинился. Они поднялись к нему в кабинет. Петр плотно прикрыл дверь, затем достал из кармана шинели папье-маше и, положив на стол, попросил:

— Пантелеич, возьми это и спрячь!

— Это? А зачем? — недоумевал Бойко.

— В нем лежат важные документы, — пояснил Петр.

Недоумение Бойко переросло в изумление. Он уже ничего не понимал и растерянно пробормотал:

— Какие документы? Для кого?

— Для нашей контрразведки, — прямо заявил Петр.

— Ка-кой?!

— Нашей, советской, — подтвердил Петр.

— Советской?! — повторил Бойко, и его глаза округлились.

— Тише, Пантелеич! Так передашь?

— Ты… ты разведчик?

— Это не важно. Сделай, что прошу. Не сегодня, так завтра наши будут в городе. Найди начальника военной контрразведки, передай ему документы и скажи, что Гальченко ждет связи. Запомни, Гальченко!

Тут уже Бойко вовсе потерял голову и беззвучно шлепал губами.

— Так ты понял, Пантелеич? — тормошил его Петр.

Лицо Бойко дрогнуло, из глаз покатились слезы, а с его губ срывалось:

— Свой! Свой!

— Свой, — подтвердил Петр и, крепко обняв его, потребовал: — Пантелеич, кровь из носа, но передай документы нашим!

— Передам, — заверил Бойко и срывающимся голосом спросил: — А… а… как ты, Петя?

— Я — к фрицам. Они же без меня жить не могут, — попытался шутить Петр, но на его лице вместо улыбки вышла гримаса.

— Зачем? Оставайся!

— Надо, Пантелеич. Будем живы — не помрем. До встречи, — закончил разговор Петр и, крепко пожав руку Бойко, стремительным шагом спустился по лестнице и вышел во двор. Грохот артиллерийской канонады оглушил его. Советские войска начали генеральный штурм Краснодара.

Спустя неделю, 17 февраля 1943 года, добытые Петром разведданные и материалы на четырнадцать гитлеровских агентов, заброшенных в тыл Красной армии, стали достоянием военных контрразведчиков Северо-Кавказского фронта. Сам же разведчик, вернувшись в расположение группы, продолжил свою смертельную схватку с врагом.

11 февраля стало последним днем пребывания гитлеровцев в Краснодаре. Зарево бушевавших в городе пожаров превратило чернильную ночь в день. Части 37-й и 46-й армий вели непрерывные и яростные атаки на позиции гитлеровских и румынских войск на северо-восточных и восточных окраинах города. Ураганный огонь артиллерии сметал с лица земли целые кварталы глинобитных хат. Эскадрильи бомбардировщиков висели в воздухе и не давали пехоте генералов Бутлара и Пикерта высунуть головы из окопов.

Танковые батальоны и штурмовые роты 40-й мотострелковой бригады и 37-й стрелковой дивизии, несмотря на отчаянное сопротивление противника, продолжали вести наступление и метр за метром вгрызались в его оборону. К полночи накал боев достиг апогея. Порой казалось, что земля и воздух пропитались смрадным запахом смерти, а город напоминал собой огромный адский котел, в котором безжалостно сгорали тысячи человеческих жизней.