О Никите Царевом Гонце

На шее у него висело

Сердце Земли иль Камень Мира –

Название такое было

У амулета, что из скал,

Сварог давным-давно создал.

Хранил огромную он силу,

Что вдруг поможет всему миру

Иль боль с разрухой принесет,

Тогда никто уж не спасет;

И очень волновал ответ,

Кому же этот амулет

Достанется, коль бог умрет,

Хотелось знать всем наперед.

В тот день Сварогова душа

Взлетела враз на небеса

И там растаяла, в тот миг

Огромный лик его возник,

И, улыбнувшись всей земле,

Раздался глас его везде:

«Всю жизнь я вас хранил, берег,

Но вот и мой окончен срок,

Я ухожу к другим богам,

И оставляю ваш мир вам.

Живите, как доселе жили,

Как в дружбе до сих пор ходили,

Прошу от сердца я всех вас,

И будет лишь один наказ!

Пусть все селение земное,

Все, что на суше и морское,

Все, кому солнца светит свет,

Пусть соберутся на совет

И изберут они троих,

Пусть будет чистым сердце их,

Дух будет твердым, как скала,

Взгляд будет острым, как стрела.

Те трое будут от всех бед

Хранить вселенский амулет,

Чтоб не пропал наш Камень Мира,

И всех бедою не накрыло,

Будут хранить Сердце Земли,

Как очи зоркие свои.

Один пусть будет от людей,

Второй пусть будет от зверей,

Последний пусть от птиц небесных,

Которым обо всем известно.

Пусть одному народ доверит

Свою судьбу, она проверит,

Насколько хорошо вы знали,

Того, кого вы выбирали.

Когда те трое избирутся,

То к солнцу пусть все повернутся,

Громко втроем и невпопад

Имя мое пусть прокричат,

А после рано на заре

Идут к Кудыкиной горе,

Сердце Земли пусть там найдут

И очень строго берегут…»»

Замолкла бабушка, Никита,

Стоявши с ртом своим открытым,

Опомнился и рот закрыл:

«А дальше было что?»,– спросил.

«А дальше-то сынок, что было

Предание уже забыло,

Но молвят, будто тройка та

Хранила камень тот всегда,

Пока тот, что с людского роду

Не стал вдруг портить всем погоду,

Себя он главным возомнил,

Сердце Земли себе стащил.

Время спустя его сыскали

И Камень Мира отобрали,

И состоялся разговор,

После чего пошел раздор

Между людьми и всем зверьем,

И те осталися вдвоем.

С тех пор пропал общий язык,

И дружба испарилась в миг,

Зверье живет лишь по лесам,

Да бегает лишь по полям,

Где раз в полвека или век,

Ногой ступает человек».

«А остальные-то кем были?

Вы ведь про них сказать забыли,

Один там был с рода людей,

Второй был от лесных зверей,

Последний был от птиц небесных,

Которым все везде известно,

Первый кто был – понятно нам,

Кто остальные были там?».

Усмехнулась бабка громко,

А потом чихнула звонко

И сказала: «Слышь, Никита,

Предание давно забыто,

Но говорила бабка мне

О сером да большом Волке,

Что был, понятно, от зверья;

Да ещё вроде помню я,

Ворон большой там был от птиц,

И был он всех хитрей лисиц,

Что бегают по белу свету,

Преданье говорит, что нету

Мудрей его ни на земле,

Ни в небесах, ни на воде.

Тебя устроил, наконец,

Последний мой ответ, юнец?»

«Спасибо бабушка большое…»

И тут хотел сказать иное,

Как к ярмарке подъехал царь,

Земель всех русских государь,

Народ что был – весь ниц упал,

Герой наш на колени стал

И тут подумал: « Бог ты мой!

Сам русский царь передо мной!

Я ж о таком и не мечтал».

Тут главный страж громко сказал:

«Кому царю служить охота,

Не день, не два, а год от года,

Кто во дворце желает быть,

Красиво жить и говорить,

Прошу проследовать за мной,

Пошел за ним и наш герой.

И вот со всех Руси концов

Здесь было много молодцов,

Ведь Русь-то не окинешь взглядом –

То лес пройти, то поле надо,

И много все-таки на ней

Добрых живет богатырей.

И вновь сраженный наповал,

С отрытым ртом герой стоял,

Коль видел ты, то не забыть,

Здесь каждый смог всех удивить.

Кто нож метал, закрыв глаза,

Стрелу пускал кто в небеса,

И сверху, прям на царев стол,

Падал с небес степной орел.

Кто зоркий глаз такой имел,

Что видел все, где что хотел,

Кто силушкой был наделен,

Кто видел в темноте, как днем.

На службу многих взял наш царь,

Земель всех русских государь.

И вот пришел черед Никиты,

Который благо с ртом закрытым

Уже стоял, но вот глаза,

Как два огромных колеса,

В которых было удивление,

Детский азарт и восхищение.

«А что умеешь ты, юнец?»

Окликнул стражник, наконец,

Никита аж стал заикаться:

«Я???!». Тут стражник стал смеяться:

«Ну да, конечно, бог ты мой,

Ведь разговор веду ж с тобой».

«Я все умею, а что надо?»

Стражник скривился, смерил взглядом:

«Слушай меня, ты, молодой,

Ты не играйся тут со мной,

Я только свистну и придут

За шиворот уволокут.

Шутки шутить мы здесь не будем,

Лишь время мы зазря погубим,

И если хочешь ты служить,

То перестань ты мне острить».

Но тут явилась бабка та,

Что там, на ярмарке была,

Что так уже была стара,

Что странно, как не померла.

«Возьми его, не пожалеешь,

Да напиши, коли сумеешь

Указ пером ты на него,

Что, мол достанет он всего,

Что пожелает государь,

Самый любимейший наш царь;

Будет ли это на земле

Иль в синей будет то воде,

Иль то на небе чистом будет;

А если нет, то царь погубит

И велит голову отсечь

С широких буйных крепких плеч».

И как она это сказала,

То тут её как не бывало,

Ушла откуда и пришла,

А на Никиту грусть нашла:

Службу нашел, но голова

Дороже службы-то была.

Но делать нечего, сейчас

Уже написан ведь указ,

Теперь он будет-то служить

И во дворце в покоях жить,

И платье красное носить,

И красивее говорить.

И вот садится весь отряд,