Я смотрю на Отем и пытаюсь сосредоточиться. Когда пришел сюда вчера, на ней была черная с розовым пижама. Это воспоминание влечет за собой вопрос: она потом оделась? Или сразу же пошла в душ?
Попыталась ли смыть со своего тела произошедшее точно так же, как и я?
Сейчас на Отем спортивные штаны и толстовка университета Юты, которую мы получили на игре прошлым летом. Универ играл против УБЯ, и мы так сильно хотели, чтобы последний был повержен, что даже загадывали желание и кидали монетки в фонтаны. Кажется, это было сто лет назад. Я еще раз оглядываю Отем: ее мокрые на вид волосы собраны в косу на боку. Почему я чувствую облегчение от того, что она приняла душ? Внезапно мои мысли принимают иной оборот, и я вспоминаю, как волосы Себастьяна щекотали мне лицо, когда он осыпал поцелуями щеки и спускался к груди, но при этом совершенно не могу вспомнить, собраны были волосы Отем вчера или распущены, и вообще — ощущал ли я их прикосновение.
Появившееся снова чувство вины побуждает меня заговорить:
— Когда я пришел к тебе вчера, у меня не было намерения… — смахнув слезу, я начинаю заново: — Я не планировал… произошедшее. Мне было плохо, я ни черта не соображал, но вовсе не хотел воспользоваться тобой, и…
Подняв руку, Отем меня останавливает.
— Подожди. Прежде чем ты явишь свое благородство, дай я выскажусь.
Я согласно киваю. Дышать сейчас стало очень тяжело, словно чтобы добраться сюда, мне пришлось пробежать километров двадцать.
— Хорошо.
— Когда я проснулась сегодня утром, то решила, что все было сном, — Отем говорит это, глядя на свои колени и пальцами играя с завязками на штанах. — Я подумала, что мне приснилось, как ты пришел ко мне и мы это сделали, — усмехнувшись, она смотрит на меня. — Когда-то я мечтала об этом.
Я не знаю, что сказать. Не то чтобы я удивлен. Но влечение Одди ко мне всегда было некой теоретической возможностью и никак не причиной для вчерашних действий.
— О.
Похоже, это не самый лучший ответ.
Отем начинает накручивать кончик косы на палец, и кожа на нем белеет.
— Знаю, ты собираешься сказать, будто воспользовался мной, и думаю… отчасти это так. Но за вчерашнее несешь ответственность не ты один. Я не врала тебе, когда сказала, насколько тяжело мне было принять твои отношения с Себастьяном. По нескольким причинам тяжело. Мне кажется, ты их знаешь. И всегда знал.
Ожидая подтверждения своих слов, Отем смотрит на меня, а в моей груди поселяется какое-то неприятное ощущение.
— Наверное, именно поэтому я чувствую себя так ужасно, — говорю я. — Ведь все это фактически и есть определение термина «воспользоваться ситуацией».
— Да, пожалуй, — отвечает Отем и качает головой, — но не все так просто. За последние несколько месяцев наши отношения сильно изменились, и я до сих пор пытаюсь осознать эти перемены. И понять
— Что ты имеешь в виду?
— Когда ты рассказал мне о своей бисексуальности… Господи, я чувствую себя ужасным человеком, но раз уж между нами секретов больше нет, то мне нужно это сказать. Ладно? — я киваю, и Одди, подтянув колени к груди и уперевшись в них подбородком, продолжает. — Сначала я тебе не поверила. А еще был момент, когда подумала: «Просто замечательно. То есть теперь мне надо беспокоиться не только из-за девушек, но и из-за парней?». Но потом я решила, что смогу стать той, благодаря кому ты изменишься.
— О, — снова произношу я, по-прежнему не зная, что ответить. Отем не первая, кто думает, будто бисексуальность — это выбор, а не твоя суть. Так что винить мне ее не в чем. Тем более сейчас.
— Ты был так расстроен, а я… Я
— Одди, нет…
— Когда ты сказал, что Себастьян тебя не любит, у меня в груди словно сгорел какой-то предохранитель, — на глаза Отем наворачиваются слезы, и она мотает головой, пытаясь их сморгнуть. — Я была так зла на него. И, что еще хуже, на тебя тоже. Как ты мог позволить ему дать себя обидеть? Ведь все к тому и шло, неужели тебе не было ясно?
Не знаю, почему — честно, понятия не имею, — но ее слова меня смешат. И это мой первый искренний смех за прошедшее со вчерашнего разговора с Себастьяном время, которое кажется чуть ли не неделей.
Отем притягивает мою голову себе на плечо.
— Иди сюда, придурок.
Я прижимаюсь к ней. От запаха ее шампуня и ощущения руки, лежащей у меня на шее, перед глазами все начинает расплываться от слез, и я тихо всхлипываю.
— Прости меня, Одди.
— И ты меня прости, — шепотом говорит она. — Я заставила тебя изменить ему.
— Мы с ним расстались.
— Сначала все равно должно пройти некоторое время.
— Хотел бы я любить тебя так же… — признаюсь я.
Какое-то время Отем ничего не отвечает, и мне кажется, что мои слова вот-вот начнут казаться странными и нелепыми, но этого не происходит.