— В ближайшее время случившееся постоянно будет напоминать нам о себе, — поцеловав меня в висок, замечает Одди. Что-то подобное, пусть и по другому поводу, ее мама говорила тысячу раз. И сейчас Отем кажется девушкой, которая пытается оставаться рациональной, от чего я сжимаю ее в объятиях еще сильней.
— Ты как?
Я чувствую, как она пожимает плечами.
— Немного побаливает.
— Немного побаливает… — повторяю я, пытаясь понять, почему она так сказала.
А потом Отем издает смущенный смешок, и этот звук оставляет у меня на сердце глубокий шрам.
Как я мог забыть?
Почему это вообще не всплыло в моей голове хотя бы на одну чертову секунду?
У меня в груди будто все разрушилось на куски, и я обессиленно подаюсь вперед.
— Одди. Черт возьми.
Она наклоняется и пытается обхватить мое лицо руками.
— Танн…
—
— Нет-нет, все в поря…
Издав стон, который даже для моих ушей прозвучал жутковато, я мечтаю сдохнуть прямо тут, на диване, но Одди легонько ударяет меня, хватает за руку и поднимает в вертикальное положение.
— Приди в себя.
— Я чудовище.
— Да
Я закрываю глаза.
— Ты меня слышишь? — спрашивает Одди и трясет меня. — Я прекрасно знала, что делала, отдай мне должное! И себе тоже, ведь ты был нежен со мной, и мы предохранялись. Вот что имеет значение.
Я качаю головой. Мои воспоминания совсем обрывочные. По большей части они представляют собой какую-то мешанину из эмоций.
— Я
— Правда?
— Правда, — отвечает Одди. В ее начавших блестеть глазах читается ранимость, и мне хочется ударить себя по лицу. — Пожалуйста, только не говори, что пожалел. Вот это было бы действительно ужасно.
— Я хотел сказать… — начинаю я и понимаю, что должен быть откровенным. — Даже не знаю, что на самом деле я хотел сказать. Нравится ли мне мысль, что я у тебя первый? Да, — Отем улыбается. — Но это все равно случилось как-то дерьмово. Такой момент должен быть с…
Приподняв бровь, Отем скептически смотрит на меня и ждет, как я закончу свою мысль.
— Хм, да, явно не с Эриком, — замечаю я. — Даже не знаю… С кем-то, кого ты любишь. Кто не будет торопиться и сделает все красиво.
— «Кто не будет торопиться и сделает все красиво»? — переспрашивает она. — Ты так хорош, что я понятия не имею, почему Себастьян порвал с тобой.
Звук моего хохота почти сразу же исчезает в наступившей тишине.
— Так значит, у нас все в порядке? — спустя минуту или две молчания спрашиваю я.
— У
Я снова издаю стон. Словно какая-то вымышленная вращающаяся дверь переносит меня из пространства Худший Лучший Друг прямо на территорию Разбитого Сердца и Религиозных Предрассудков. Наваждение какое-то.
— Сегодня он приходил извиниться.
— Значит, вы все-таки вместе? — мне нравится, что ее голос звучит с надеждой.
— Нет.
Одди с сочувствием смотрит на меня, и это напоминает о том, с какой легкостью все вчера случилось между нами.
Кажется, она думает о том же. Поэтому убирает руку и зажимает ее между коленями. А я сажусь ровнее.
— Думаю, Себастьян просто пытался признать, что он дерьмово себя повел. И как бы мне ни хотелось его возненавидеть, не думаю, что он планировал сделать мне больно.
— Не думаю, что он планировал хоть что-то из произошедшего между вами, — отзывается Отем.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ей в глаза.
— О чем ты?
— Мне кажется, поначалу он был заинтригован. Иногда ты бываешь весьма и весьма очарователен. И, наверное, Себастьян увидел в тебе возможность выпустить что-то внутри себя на свободу, а потом случилось прямо противоположное.
— Боже, звучит удручающе.
— Это ужасно, что мне его жаль? — интересуется Одди. — Просто я знаю это чувство, когда тебе больно и кажется, что хорошо больше никогда не будет. Но однажды все изменится. Ты проснешься и почувствуешь, что боль потихоньку начнет стихать. По крайней мере, до тех пор, пока не познакомишься с девушкой — или парнем, — которая улыбнется тебе, и ты снова почувствуешь себя идиотом.
Все, о чем она говорит, кажется невозможным.