О носах и замка́х

Из вестибюля и зала на первом этаже все еще был слышен гомон служащих банка, которых не смог мгновенно вернуть к работе даже колокольчик, в который прежде, чем зайти в лифт, позвонила мисс Кэрри́ди. Невероятное происшествие нарушило работу обычно такого слаженного механизма. И все же вот-вот замещающая мисс Кэрри́ди мисс Паттнерс вновь позвонит в колокольчик, и дамы вновь займут места за своими столами и прекратят наконец напоминать птиц, в клетку которых ударила молния.

А всего три часа назад некий безнадега и сам не понял обрушившегося на него вдруг внимания. Служащие банка сгрудились вокруг него, а одна из клерк-дам даже прикоснулась к его плечу, желая убедиться в его реальности. В одночасье тот, кто только что сливался с обстановкой чуть более, чем полностью благодаря своей никчемности и ничтожности, вдруг превратился в некое подобие диковинной мартышки в штанишках.

- Что-то будет…- говорили клерк-дамы.

- Это невероятно! Неслыханно! Фантасмагорично!- восклицали они.

Когда мисс Кэрри́ди и мистер Ладлоу только спустились на первый этаж, клерк-дамы мгновенно разлетелись по своим насестам, но их шепотки и недоуменные взгляды, которыми они одаривали друг дружку, так и не прекратили своих поползновений. Подчиненные мисс Кэрри́ди очень редко видели хоть какие-то эмоции на ее обычно неподвижном, заледенелом лице, а мистера Ладлоу, личного помощника Самой, они видели и того реже… Они вытягивали шеи и пытались понять, как старшая клерк-мадам будет решать… затруднение.

Сама же мисс Кэрри́ди, хоть и выглядела возмущенной и чуть-чуть шокированной, все же быстро взяла себя в руки. Вместе с мистером Ладлоу они уселись за стол мисс Кэрри́ди и принялись изучать бумаги о ссудах ничего не понимающего безнадеги, сжимающего свой потертый котелок дрожащими пальцами.

Мисс Кэрри́ди подошла к вопросу со всей возможной ответственностью. Она знала, что этого человека нельзя выпускать из здания, пока выход не будет найден…

Прошло два с половиной часа… Папки на столе старшей клерк-мадам уже напоминали колонны и поднялись едва ли не под самые своды зала, несчастная мисс Паттнерс сломала каблук и вывихнула руку, таская все новые и новые документы из банковского архива, а шеи клерк-дам затекли, словно их оковали трубами водостоков. Даже банковские часы устали идти…

Мистер Ладлоу, потеющий и яростно пыхтящий, то и дело одаривал испуганного безнадегу гневным взглядом из-под очков. Он уже полагал, что придется докладывать Самой, что ничего не вышло, и первая ссуда за всю историю существования «Ригсберг-банка» успешно погашена и… и это было бы просто ужасно, ведь подобный прецедент пошатнул бы репутацию банка намного сильнее недавнего ограбления. Мистер Ладлоу давно служил при мадам Ригсберг, он привык предельно точно определять ее настроение сугубо по жестикуляции мундштуком с папиреткой, и он видел, что, когда она отправляла его в конторский зал, мундштук и сама госпожа вместе с ним были в ярости, более того, они были испуганы – после ограбления позиции мадам во главе семейного дела чуть дрогнули, а выплата ссуды должна была существенно упрочить позиции ее кузена, Сеймура Ригсберга, который уже не первый год прикладывает тонны усилий, чтобы ее сместить…

Разумеется, мисс Кэрри́ди знала обо всем этом, и в своих целях она ловко использовала страхи той, кто одним своим именем пугает весь Саквояжный район. А мисс Кэрри́ди, в свою очередь, очень переживала за дело мистера Портера. Он должен получить свою Машину, считала она. И ее долг помочь ему в этом, ведь… ведь… Признаться, старшую клерк-мадам мало, что восхищало в этой жизни, но мистер Портер… Его решительность, его безжалостность, его ум… Она мало что знала о его жизни до того, как он стал управляющим, но все же она была старшей клерк-мадам банка, как никак, – она бы и дня не продержалась на своей должности, не обладай наблюдательностью и способностью делать верные выводы.

Она знала, что мистер Портер не такой, как эти богачи из Старого центра, она понимала, что его положение – это заслуга сугубо его разума, хитрости и жестокости. Он подходил этому банку лучше, чем кто бы то ни было, – так считал он сам и с этим справедливо соглашались многие. Именно его заслуга в том, что это место стало тем, что оно есть для этого города.