О пьянстве

Мы прошли вверх и вниз с салями, с венгерским маринованным сомиком, креветками. С шейками омаров. С бубликами. С фаршем из голубиных жопок.

И вот мы всё туда внесли. Я сел и цапнул пиво. При галстуке я был там один. Кроме того, я единственный купил свадебный подарок. Спрятал его между стеной и ногой, пожеванной Аристотелем.

– Чарльз Буковски…

Я встал.

– О. Чарльз Буковски!

– У-гу.

Затем:

– Это Марти.

– Привет, Марти.

– А это Элси.

– Привет, Элси.

– А вы правда, – спросила она, – ломаете мебель и бьете окна, режете себе руки, все вот это вот, когда пьяный?

– У-гу.

– Староваты вы что-то для такого.

– Так, послушайте, Элси, не надо мне по ушам ездить…

– А это Тина.

– Привет, Тина.

Я сел.

Имена! Я был женат на своей первой жене два-с-одной-половиной года. Однажды вечером пришли какие-то люди. Жене я сказал:

– Это Луи-Тяп-ляп, а это Мари, Королева Быстрого Отсоса, а это Ник-Косиножка. – Потом обернулся к ним и сказал: – Это моя жена… это моя жена… это… – Наконец мне пришлось на нее взглянуть и спросить: – А КАК, К ЧЕРТУ, ТЕБЯ ВООБЩЕ ЗОВУТ?

– Барбара.

– Это Барбара, – сообщил им я…

Учитель дзен еще не прибыл. Я сидел и сосал пиво.

Потом пришли еще люди. Всё шли и шли вверх по ступенькам. Вся родня Холлис. У Роя, похоже, никакой родни не имелось. Бедный Рой. Ни дня в своей жизни не работал. Я взял еще пива.

Они всё поднимались по лестнице: сидельцы, шулера, калеки, мастера различных ухищрений. Родня и друзья. Десятками. Никаких свадебных подарков. Никаких галстуков.

Я забивался все глубже в свой угол.

Одному парню был довольно-таки пиздец. По лестнице он поднимался 25 минут. У него были специально сделанные костыли, очень могучие на вид штуки с круглыми манжетами для плеч. Там и сям особые рукоятки. Алюминий и резина. Сучки́ не про эту детку. Я прикинул: разбавлял или скверно откупился. Жаканы принял в старом цирюльном кресле с горячим и мокрым полотенцем для бритья на лице. Только они мимо нескольких жизненно важных органов промахнулись.

Были и другие. Кто-то вел класс в УКЛА[24]. Кто-то еще ввозил всякое говно китайскими рыбачьими суденышками через порт Сан-Педро.

Меня знакомили с величайшими убийцами и сбытчиками в этом столетии.

Я же – я был между работами.

Затем подошел Харви.

– Буковски, хочешь немного скотча с водой?

– Еще бы, Харви, конечно.

Мы пошли к кухне.

– Зачем галстук?

– У меня молния на штанах сломалась. А трусы слишком тугие. Кончик галстука прикрывает волосню у меня над хуем.

– Я считаю, ты современный живой мастер рассказа. Никто и близко рядом не стоит.

– Еще б, Харви. Где скотч?

Харви показал мне бутылку скотча.

– Я всегда этот сорт пью, поскольку ты всегда про него упоминаешь у себя в рассказах.

– Но я теперь сменил марку, Харв. Нашел кое-что получше.

– Как называется?

– Вот бы еще вспомнить, к черту.

Я нашел высокий стакан для воды, налил половину скотча, половину воды.

– От нервов, – сказал я Харви. – Понимаешь?

– Еще б, Буковски.

Я выпил залпом.

– Как насчет восполнить?

– Ну да.

Я взял добавку и вышел в переднюю комнату, сел к себе в угол. Меж тем случилась новая суета: Учитель дзен ПРИБЫЛ!

На учителе дзен был эдакий очень причудливый наряд, а глаза он держал очень узенькими. Или, может, такие они у него и были.

Учителю дзен понадобились столы. Рой забегал кругами, ища эти столы.

Между тем учитель дзен был очень спокоен, очень милостив. Я допил свое, зашел за добавкой. Вернулся.

Вбежало златовласое дитя. Лет одиннадцати.

– Буковски, мне знакомы ваши некоторые рассказы. Мне кажется, вы величайший писатель, кого мне только доводилось в жизни читать!

Длинные светлые кудри. Очки. Щуплое тело.

– Ладно, детка. Ты достаточно взрослая. Мы поженимся. Будем прожигать твои деньги. Я уже начал уставать. Можешь меня выставлять напоказ в эдакой стеклянной клетке, где дырочки для воздуха. Юным мальчикам я позволю тебя иметь. Даже сам смотреть буду.

– Буковски! Лишь потому, что у меня длинные волосы, вы считаете меня девчонкой! Меня зовут Пол! Нас знакомили! Вы разве не помните?

На меня смотрел отец Пола Харви. Я увидел его глаза. И тут же понял, что он решил, что, в конце концов, уже не считает меня таким уж хорошим писателем. Возможно, я даже плохой писатель. Что ж, никому не удается таиться вечно.

Но мальчонка был нормальный:

– Это ничего, Буковски! Вы все равно величайший писатель, кого я когда-либо читал! Папа мне давал некоторые ваши рассказы…

Тут погас весь свет. Вот чего заслуживал этот пацан за свой длинный язык…

Но повсюду были свечи. Все отыскивали свечи, бродя вокруг, находя свечи и зажигая их.

– Бля, это же просто предохранитель. Замените предохранитель, – сказал я.

Кто-то сказал, что дело не в предохранителе, а в чем-то еще, поэтому я сдался и, пока происходило все это возжиганье свечей, подался в кухню еще за скотчем. Бля, там стоял Харви.

– У тя прекрасный сынок, Харви. Твой мальчик Питер…

– Пол.

– Прости. Библейское.

– Понимаю.

(Богатеи понимают; они с этим просто ничего не делают.)