О пьянстве

Я выпил его у стойки, затем повернулся за другим комплектом жалюзи. Снял их, вытащил рейки и разложил на столе. Выиграл четвертак у Джима в китайский бильярд, затем вылил ведра в сральники набрал свежей воды. Играл музыкальный автомат.

Второй комплект шел медленней. Я еще порезал себе руки. Завсегдатаи перестали со мной перешучиваться. То была просто работа. Все удовольствие из нее испарилось. Я сомневался, что жалюзи эти чистили хоть раз за последние десять лет. Я был герой, пятидолларовый герой, но меня никто не ценил. Выиграл еще четвертак в китайский бильярд, затем Мальчонка Билли заорал мне, чтоб я возвращался к работе. Я снова подошел к жалюзи. Мимо прошла Хелен. Я подозвал ее. Она как раз направлялась в женский сральник.

– Хелен, когда я с этим тут закончу, у меня будет пятерка. Этого хватит?

– Ну да, только ты поднять его не сможешь после столького выпитого.

– Детка, ты настоящего мужика даже по виду не опознаешь.

Она рассмеялась.

– Буду тут к закрытию. Если тогда еще сможешь стоять, получишь все за так.

– Я стоять буду гордо, детка!

Хелен опять рассмеялась и пошла назад к сральнику.

– Стопарь виски, Томми.

– Эй, ты полегче там давай, – сказал Мальчонка Билли, – или эту работу сегодня не закончишь.

– Билли, если я не закончу, пятерку ты оставишь себе.

– Договорились, – сказал Билли. – Народ, все слышали? С этими жалюзи надо закончить к закрытию, или никакой платы.

– Слышали мы, Билли, скупердяй ты.

– Мы тебя слышали, Билли.

– Одну на посошок, Томми.

Томми начислил мне еще виски, я его выпил и пошел обратно к жалюзи. Мне начало становиться угрюмо. Все остальные сидели, пили и смеялись, а я счищал въевшуюся грязь с жалюзи. Но мне нужна была пятерка. Там было три окна. После скольких-то виски три комплекта жалюзи у меня висели и сияли.

Я подошел, взял еще виски и сказал:

– Ладно, Билли, расплачивайся. Я закончил работу.

– Не закончил, Хэнк.

– Это еще почему?

– В задней комнате еще три окна.

– В задней?

– В задней. Для вечеринок.

Я с ним туда сходил. Там было еще три окна.

– Но, Билли, сюда же вообще никто не ходит.

– Ага, иногда мы этой комнатой пользуемся.

– Мне хватит и двух с полтиной, Билли.

– Нет, надо все сделать, или никакой платы.

Я вернулся, взял свои ведра, вывалил воду, налил чистой, мыла, затем снял один комплект жалюзи. В задней комнате никого не было. Я разобрал жалюзи, сложил на стол и посмотрел на них. Зашел еще себе за виски, принес его с собой, сел. Пыл у меня пропал.

На пути в сральник забрел Джим, остановился.

– Что такое?

– Не могу, Джим. Я не могу вымыть еще одни жалюзи.

– Минуту погоди.

Когда Джим вышел из сральника, сходил к бару и вернулся со своим пивом. Взялся чистить жалюзи.

– Да ладно, Джим, не стоит.

Джим не ответил. Я сходил к бару и взял еще виски. Когда вернулся, заметил, что одна старушка снимает жалюзи с другого окна.

– Осторожней, не порежься, – сказал я, садясь.

Через несколько минут там было уже четверо или пятеро человек, мужиков и теток, и все они трудились над жалюзи, болтали, смеялись. Вскоре тут собрались уже все из бара, даже Хелен. Казалось, не очень затянулось дело. Я употребил еще два виски. Тут-то все и кончилось. Вернулся Мальчонка Билли.

– Я не обязан тебе платить, – сказал он.

– Черт, но работа же сделана.

– Но ее сделал не ты.

– Не будь скупердяем, Билли, – сказал кто-то.

– Ладно. Но он двадцать порций виски выпил.

Билли потянулся к пятерке, я ее получил и все мы пошли назад в бар.

– Ладно, – объявил я, – всем выпить! Мне тоже.

Я выложил пятерку.

Томми принялся разливать. Кто-то мне кивал, кто-то говорил спасибо.

Я сказал:

– И вам спасибо.

Я выпил свое, и Томми сгреб пятерку.

– Ты должен бару $3.15, – сказал он.

– Запиши мне в счет.

– Лады. Фамилия?

– Чинаски.

– Чинаски. Слыхал про пшека, который…

– Слыхал.

Выпивка мне лилась до закрытия. На последней порции я огляделся. 2 часа ночи, пора закрываться. Хелен не было. Хелен улизнула. Хелен наврала. Совсем как те сучки, подумал я, боятся долгой жесткой скачки…

Я встал и подался обратно к своим меблирашкам. Довольно недалеко, и луна светила ярко. Шаги мои отдавались; звук был такой, будто кто-то идет за мной. Я огляделся. Неправда это. Я был вполне один.

Заметки старого козла [44]

Вот что доконало Дилана Томаса.

Сажусь в самолет со своей подругой, звукорежиссером, оператором и продюсером. Камера работает. Звукорежиссер привесил микрофончики к подруге и ко мне. Лечу в Сан-Франциско на свой поэтический вечер. Я – Генри Чинаски, поэт. Я глубок, я великолепен. Хуйня. Впрочем, да, хуйня у меня действительно великолепная.

«Канал 15» подумывает снять обо мне документальный фильм. На мне – чистая новая рубашка, а моя подруга экстазна, великолепна, ей чуть-чуть за тридцать. Она лепит, пишет, чу́дно занимается любовью. Камера тычется мне в лицо. Я делаю вид, что ее тут нет. Пассажиры наблюдают, стюардессы сияют, землю у индейцев украли, Том Микс[45] помер, а я отлично позавтракал.