О подчинении женщины

Теперь мы начнем более частное обсуждение предмета с той его стороны, к которой нас привели предшествующие замечания; мы будем говорить об условиях, указываемых законом брачному сожительству, как здесь (в Англии), так и в других странах. Так как брак составляет положение, предназначенное для женщин самим обществом, то все они должны к нему стремиться вследствие своей общественной подготовки и самой цели брака, за исключением разве тех из них, которые, со своим малопривлекательным внешним достоинствам, не могут рассчитывать найти для себя сожителя; тут уж, кажется, следовало бы ожидать, что все будет сделано для того, чтобы как можно более облегчить женщинам семейное их положение и этим вознаградить их за недопущение ко всем другим положениям. Но общество как в этом, так и во всех других случаях предпочитает достигать своей цели не гуманными, а очень нехорошими средствами. Это, однако, единственный случай, в котором оно упорно удерживает средства эти до настоящего времени. Сначала женщины приобретались силою (умыкались) или отец, по заведенному обычаю, продавал свою дочь ее будущему мужу. До последнего времени отец был волен распоряжаться дочерью по своему личному произволу и вкусу, без всякого участия ее воли. Правда, церковь в своем уважении к нравственному принципу зашла так далеко, что требовала формального «да» при совершении брачного обряда, но и это согласие, разумеется, носило совершенно принудительный, подневольный характер; для девушки не было никакой физической возможности противиться настоятельным требованьям отца, кроме, быть может, того исхода, когда она, произнося обет монашества, становилась под непосредственное покровительство религии. После совершения брачного обряда муж в древние времена (в дохристианскую эпоху) приобретал право жизни и смерти над своею женою. На него она не могла апеллировать ни к какому закону: муж был для нее единственный суд и закон. Долгое время он пользовался правом давать ей развод, но она не пользовалась тем же правом по отношению к нему. Старинные законы Англии называют мужа лордом, т. е. верховным господином его жены. И действительно, муж был в буквальном смысле верховным ее повелителем, сообразно с этим если жена убивала своего мужа, то это называлось изменой (petty в отличие от high treason, государственной измены); в этом случае убийцу наказывали с большей жестокостью, чем даже за государственную измену, именно сожжением. Так как эти различные изуверства вышли из употребления (по большей части они никогда и не были отменены формально или же отмена состоялась, когда они и без того давным-давно были изгнаны из практики), то многим вообразилось, что по отношению к брачному союзу все обстоит так, как ему обстоять надлежит, и нам постоянно твердят, что цивилизация и христианство восстановили священные права женщины. Между тем женщина и в настоящее время остается рабою своего мужа; в смысле легальной подчиненности она так же порабощена, как и существа, обыкновенно называемые невольниками. Жена не может сделать ни одного шага без прямого, хотя бы и немалого, на то позволения мужа. Она может приобретать собственность только для него; чуть только имущество переходит в ее руки, хотя бы по наследству, муж фактически становится хозяином ее добра. В этом отношении положение жены под ферулою общего закона в Англии еще хуже участи невольников во многих странах; у римлян, напр., невольнику позволялось иметь свою личную собственность (peculium), и закон до некоторой степени гарантировал исключительное пользование ею. Подобное же преимущество высшие классы предоставили своим женщинам и в Англии, посредством частных контрактов, заключаемых помимо закона, посредством заведения жениных касс (pin-money) и т. д., так как родственное чувство отца оказалось сильнее чувства солидарности между членами одного пола, и потому отец вообще предпочитает свою дочь совершенно постороннему для него зятю. Посредством различных соглашений богатые стараются оградить все приданое жены или его часть от полноправного контроля мужа, но они не могут вверить этого имущества ее собственному контролю. Все, что они могут сделать, – это не допустить мужа до растраты приданого, но при этом и настоящая собственница не располагает правом пользования. Самое имущество ограждено от обоих, а что до получаемых с него доходов, то при самой лучшей для жены форме соглашения (когда выговаривается ее отдельное пользование) муж не может только собирать их вместо нее; доходы должны пройти чрез ее руки, но если он отнимет их у жены, когда она их получила, то его нельзя ни наказать, ни принудить к возвращению похищенного. Вот и все покровительство, какое самый могущественный нобльмен Англии может оказать своей дочери по отношению к мужу при существующем порядке! В огромном большинстве случаев дело обходится без всяких соглашений, и тогда-то происходит полнейшее поглощение всех прав, всякой собственности, так же как и всякой свободы действий. Муж и жена называются «одним лицом пред законом», для того чтобы показать, что все, что принадлежит ей, принадлежит также и ему, однако параллель эта никогда не проводится в том смысле, чтобы все, принадлежащее ему, составляло также и ее собственность; правило это применяется к нему только в тех немногих случаях, когда он должен отвечать за свою челядь или скотину. Я вовсе не хочу утверждать, что жены вообще пользуются не лучшим обращением сравнительно с невольниками, но ни один раб не порабощен так всецело, в таком полном значении слова, как жена. Едва ли какой-нибудь раб, если только он не приставлен к личным услугам своему господину, порабощен во все часы и минуты своей жизни; вообще же, подобно солдату, он имеет какую-нибудь определенную службу, и когда она исполнена или когда его от нее уволили, он в известных пределах располагает своим собственным временем, наслаждается семейной жизнью, в которую господин его вторгается редко. «Дядя Том» при своем первом господине жил своею самостоятельною жизнью в «хижине» почти совершенно так же, как это возможно для человека, отвлекаемого из-под семейного крова условиями его труда. Не то бывает с женою. За обыкновенной рабою (в христианских странах) признается право, на нее даже возлагается нравственный долг отказывать своему господину в последней фамильярности. Жена – дело иное: к какому бы зверскому тирану ни приковало ее несчастие, хотя бы она знала, что он ее ненавидит, хотя бы он с наслаждением мучил ее ежедневно, хотя бы она не могла превозмочь омерзения к нему, несмотря на все это, он может настойчиво требовать от нее последнего унижения, какому только может подвергнуться человеческое существо, он имеет право заставить ее всегда служить орудием в животном отправлении, омерзительном для ее нравственного чувства. Тогда как ее личность подавлена этим наихудшим видом рабства, каково же положение ее относительно детей, в которых сосредоточен обоюдный интерес ее и мужа-повелителя? По закону они – его дети. Он один имеет на них какие бы то ни было легальные права. Ни с ними, ни относительно их она ничего не может сделать, не имея на то полномочия от мужа. Даже после его смерти она не становится их законною опекуншей, если только не была формально назначена в его духовном завещании. Прежде он мог даже удалить их от нее и лишить ее всяких средств видеться с ними или иметь от них известие, но теперь право это в некоторой степени ограничено актом Тальфорда. Таково легальное положение жены. И она не имеет никаких способов выйти из этого положения. Если ей придет желание бросить своего мужа, она ничего не может взять с собою – ни детей, ни чего бы то ни было, принадлежащего ей по праву. Если ему заблагорассудится, он может заставить ее возвратиться – законом или просто физической силой, – может также, если ему угодно, отнять у нее в свою пользу то, что она заработает или что дадут ей родственники. Только легальный развод, состоявшийся по приговору суда, позволяет ей жить отдельно, не подвергаясь опасности опять подпасть под надзор разъяренного тюремщика, или уполномочивает ее употреблять на собственную пользу плоды своих трудов без всяких опасений, что не сегодня завтра на нее может напасть человек, которого она, может быть, не видала лет двадцать и который отнимет все нажитое ею добро. По до последнего времени суды предоставляли такую легальную сепарацию только ценою издержек, делавших ее недоступною для людей, не принадлежащих к высшим классам. Даже в настоящее время развод дается только в случаях отсутствия или крайней жестокости супруга. А между тем каждый день слышатся жалобы на чрезмерную легкость разводов!.. Если женщина отказывается в каком бы то ни было ином жизненном жребии, кроме личной рабской подчиненности деспоту, если все для нее зависит от счастливого выбора человека, который захочет сделать из нее фаворитку, а не ломовую скотину, то было бы очень жестоко отягощать ее судьбу еще тем условием, что она должна испытывать свое счастье не более одного раза. Так как все условия ее жизни зависят от приискания доброго господина, то естественным следствием и результатом такого порядка вещей было бы то, что она должна иметь право выбирать еще и еще, пока не нападет на удачный выбор. Я вовсе не говорю, что ей следует предоставить это преимущество. Это совершенно другой вопрос, и я нисколько не касаюсь развода по отношению к праву дальнейшего вступления в брак, но я говорю только, что для тех, кому дозволено одно рабство, свободный выбор рабства должен служить единственным, хотя и совершенно недостаточным, облегчением. Устранение такого выбора окончательно уподобляет жену невольнику, и притом далеко не в самой кроткой форме рабства, так как в некоторых кодексах раб, при известных обстоятельствах дурного обращения, может легально заставить господина продать его. Но в Англии никакая мера дурного обращения, без уважительного резона прелюбодеяния, не освобождает жену от ее мучителя.