О погибели Британии. Фрагменты посланий. Жития Гильды

Рим в изображении Гильды является «вершиной человеческой цивилизации и человеческих достижений»[371]. Ему противопоставляются бритты, которые сравниваются с дикими зверями и сорняками и почти что принадлежат к животному миру[372]. Структура «О погибели Британии» представляет собой, по мнению Хэннинга, ряд тонко разработанных параллелей, среди которых едва ли не главная — параллель между Римским государством и христианством.

Как замечает автор, «движение через водные пространства служит одним из многих постоянных повествовательных приемов, с помощью которых Гильда связывает вместе различные разделы своей истории»[373]. Если приход римлян в Британию через море порабощает бриттов, то переход святого Альбана через Темзу освобождает их. Магн Максим, напротив, представляет собой своего рода пародию на Альбана — как и он, Максим ведет через воды тысячи людей, но не к спасению, а к гибели[374]. В образах Максима и Альбана, полагает Хэннинг, выражена основная идея Гильды — «личная святость и личная порочность — ключ к судьбе нации»[375].

В следующем разделе своего рассказа Гильда также противопоставляет двух героев — «надменного тирана» и Амвросия Аврелиана. Приглашение «тираном» саксов — «последний акт безумия — логический результат упорства в грехе»[376]. Амвросий же служит воплощением римской и христианской добродетели, вместе взятых. Борьба бриттов с саксами находит свою параллель в сопротивлении бриттских христиан Диоклетиану (глава 11), и Амвросий, таким образом, своего рода Константин Великий сегодня. Однако в отличие от Константина Амвросий не становится предвестником нового золотого века Британии (подобного описанному в главе 12). Причина этому, как полагает Хэннинг, кроется не только и не столько в деятельности самого Амвросия, как в том, что для Гильды «дегенерация — одна из основных тенденций бриттской истории»[377].

Таким образом, Хэннинг приходит к выводу, что «целью исторических глав "О погибели Британии" явилось воссоздание прошлого Британии, твердо укорененного в контексте истории спасения человечества»[378]. Однако есть ли в этом мире место для личной деятельности христианина на благо соотечественников? На этот вопрос отвечает первая глава сочинения Гильды. Из безвыходного положения, обусловленного, по мнению Р. Хэннинга, «сознанием Божественного всемогущества», которое «парадоксальным образом подрывает его веру в возможность христианского служения, Гильда спасается с помощью библейского примера — Валаамовой ослицы»[379].

Автор приходит к следующему выводу: «оригинальность Гильды состоит в том, что он попытался написать историю своего народа до и во время того, как варвары бросили вызов его существованию, — с точки зрения одновременно полностью христианской и динамичной. То, что он, на самом деле, возможно, и не собирался писать историю, нисколько не умаляет ни его достижения, ни наследия, которое он оставил последующим векам»[380]. Сознательно или бессознательно все последователи Гильды — Беда, Ненний, Гальфрид Монмутский — попадали под его влияние. Книга Гильды, таким образом, является «одним из наиболее влиятельных второстепенных произведений раннесредневековой литературы»[381].

Говоря о восприятии произведения Гильды как исторического источника, невозможно обойти вниманием работу Д. Морриса «Век Артура»[382]. По нашему мнению, существенной заслугой Морриса является выделение 350-650 годов как особой эпохи в истории Британских островов — послеримской для собственно Британии и раннеисторической для Шотландии и Ирландии. Однако общая концепция автора, отраженная в названии книги, нанесла, как нам кажется, существенный вред работе Морриса.

Положительной стороной Морриса как исследователя, безусловно, являлось желание любой ценой докопаться до истины, используя все возможные источники. С его основным положением — если все источники, даже те, которые мы считаем поздними и недостоверными, говорят об одном и том же, то это и следует считать истиной, наверное, следует согласиться. Однако тот конкретный материал, над которым счел нужным работать Моррис, а именно личность «Артура» не вполне укладывается в эту концепцию. Согласно созданной Моррисом схеме, после битвы при Бадоне «Артуру» удалось объединить под своей властью Британию, создав своего рода «империю», которая после его смерти развалилась. На наш взгляд, данные, собранные Моррисом на эту тему, оказались настолько ничтожными, что убедительной картины «государства Артура» у автора не получилось. Его концепция личности и карьеры Вортигерна[383] оказалась гораздо более логичной и лучше подтверждена источниками. «Если судить по его ранним достижениям, Вортигерн представляется крупным государственным деятелем, чьи усилия подвели его близко к тому, чтобы спасти мощное и прочное государство из обломков крушения Западной Римской империи»[384], — пишет Моррис, говоря о «периоде процветания», о котором рассказывает Гильда в главе 21 своего труда.