О политической науке. Избранные произведения

— в 60-х — заведующий группой консультантов в отделе социалистических стран аппарата ЦК КПСС и политический обозреватель «Правды»;

— в 80-х — политический обозреватель и главный редактор «Литературной газеты»;

— в 90-х — депутат Верховного Совета СССР;

— в промежутках — приглашенный профессор Колумбийского, Гарвардского, Оксфордского университетов.

Политолог, историк политической мысли, автор доброго десятка замечательных книг.

Российская газета. Федор Михайлович, тему нашей беседы мы обговорили по телефону — президентская республика. Через год с небольшим состоятся очередные президентские выборы, все волнуются: кто сменит Путина? Для вас, как я понимаю, это не просто проблема выбора преемника, но еще и проблема наследства, которое ему достанется.

Федор Бурлацкий. Совершенно верно. Президентские республики никогда не рождаются в готовом виде, их приходится строить, и это, как правило, долгий исторический процесс.

РГ. Обозначим сразу смысл понятия: что же такое президентская республика?

Бурлацкий. Это три ветви власти — президент, парламент и судебная система, — каждая из которых имеет свои четко очерченные конституционные полномочия и все три контролируют друг друга. Забегая вперед, скажу в двух словах: президентский институт у нас состоялся в полной мере, но ни парламентский, ни судебный еще не сложились. То есть мы находимся в процессе, в самом разгаре строительства.

РГ. Если не ошибаюсь, идея президентской республики в нашей стране обсуждается с 60-х годов, и вы были у самих истоков. Как это случилось? С чего началось?

Бурлацкий. Началось с того, что в конце 50-х меня пригласил член Президиума ЦК КПСС Отто Вильгельмович Куусинен, назначенный главным редактором учебника «Основы марксизма-ленинизма». В ту пору я опубликовал в журнале «Коммунист» две больших статьи о развитии советской демократии, где отстаивал мысль, что диктатура пролетариата, служившая основанием для массовых репрессий, изжила себя.

РГ. Настоящая крамола по тем временам. И вам удалось убедить своего собеседника?

Бурлацкий. Его не пришлось убеждать. Оказалось, что он выходец из социал-демократической партии, помнил те идеи, которые вынашивались еще в революционную пору, — словом, продолжал страдать «болезнью социал-демократизма».

Он принял меня на даче в Снегирях. Маленький щуплый старичок, весь укутанный то ли в одеяла, то ли в шкуры, сидел за столом и, едва я переступил порог, сразу спросил: «Так что вы думаете, нужна ли нам диктатура пролетариата сейчас?» Я немного смутился, долго ли загреметь из-за неосторожного языка, и так уклончиво говорю: «Мне кажется, Отто Вильгельмович, она сама ушла в прошлое». — «Та-та, — говорит он, — именно ушла. А что приходит на смену, как вы думаете?» Я сказал: «По-моему, государство всего народа и советская демократия, которая должна получить свое развитие». — «Та-та, именно. Но, может быть, общенародное государство?» Я ответил, что не вижу разницы в названиях. «Так вот вы, пожалуйста, и напишите главу для нашего учебника об этом переходе от диктатуры пролетариата к общенародному государству».

Так я был привлечен в коллектив, который готовил учебник по основам марксизма, рассчитанный на пересмотр старых догм и внесение серьезных корректив в идеологию для обоснования хрущёвских реформ. Впоследствии мне пришлось своей рукой внести этот тезис в новую программу партии, над которой наша группа полтора года работала в подмосковных Соснах. Последовало новое поручение: выступить на страницах «Коммуниста» с обоснованием перехода от государства диктатуры пролетариата к общенародному государству и советской демократии. Именно тогда, пусть только в дискуссионном порядке, прозвучали новые для нас понятия — постоянно действующий парламент, выборы на альтернативной основе, суд присяжных. Вот это и были наши первые шажки в направлении реконструкции политической системы.

РГ. Но тут еще никакой президентской республики не видно.