О положении вещей. Малая философия дизайна

А возникнуть оно может следующим образом: берется водное колесо, снимается со своего места и толкается вперед. Вообще оно должно было бы катиться бесконечно длительное время, чтобы преодолеть бесконечной протяженности пространство, именуемое «историей», бесконечно долгое, бесконечно продолжительное качение. При этом выясняется, что всё не так, – что нужен мотор, нужен осел, который будет сообщать колесу всё новое и новое ускорение, чтобы то не переставало катиться. Как можно объяснить то, что велосипед, работающий на ездовых колесах, должен бы стать мопедом, но не может стать автомобилем, perpetuum mobile, вечным двигателем? Одним только примером велосипеда объяснить это невозможно. Колесо – это круг, и потому всегда касается колеи, по которой он катится, лишь одной своей точкой. Поскольку точка имеет нулевое измерение – по сути, она – ничто, – то колесо совершенно не соприкасается с действительностью, по которой пролегает его путь, и потому никак не должно испытывать на себе ее влияние. Но при этом оно всё равно соприкасается с коварной мерзостью мира, и его приходится тащить ослам, чтобы поддерживать в катящемся состоянии.

Следует обратить внимание, насколько мы, углубившись в тему колеса ездового, отдалились в рассмотрении нашего вопроса от темы мистического солнечного колеса. Основополагающее различие между миром мифа и нашим миром в следующем: в мифологическом пространстве движение не может быть немотивированным. Если там что-то и движется, то потому, что этому движению есть основание и это основание вдохновляет на движение. Напротив, в нашем мире движение требует объяснения. Наш мир инертен – или, говоря более корректно, законом инерции объясняется в нем любое движение и любой простой. Однако и в нашем мире существует движение, кажущееся мотивированным. Например, наши собственные движения. Подобные нетипичные движения являются отличительным признаком живых существ. В XVIII веке существовала надежда рассматривать мотивы, движущие человеком, как вымысел, и тем самым вывести их за пределы поля зрения, чтобы живые существа представлялись не более чем сложными механизмами. Этим надеждам не суждено было сбыться, но всё же: мир мифа – это одушевленный мир, в нем всё живое, и всё подвластно колесу судьбы. А наш мир – мир инерции, безжизненный, несмотря на то, что в нем присутствуют живые существа, и он катится вперед совершенно без всякой мотивации.

Так почему же случается так, что ездовые колеса постоянно налетают на препятствия? Потому что точка не существует лишь в теории, и колесо тоже представляет собой круг только в теории. На практике точка всё равно имеет какую-то продолжительность, а круг всегда имеет несколько неправильную форму. Теоретически, согласно закону инерции, колеса должны катиться вечно, бесконечно, но на практике они постоянно сталкиваются с тормозящим трением. Правда, это вовсе не означает, что, собирая ездовое колесо, мы должны пренебрегать теорией. Напротив: это означает, что мы должны будем встроить теорию трения в теорию инерции. Телега, которую тянет осел, находится прямо в средоточии конфликта между теорией и наблюдением, теорией и экспериментом, научным и техническим мышлением.

Мир инертен и безжизненен, но при этом он с тех пор, как благодаря изобретению вначале водяного колеса, а затем ездового, прорвавших вечный круговорот одного и того же, стал коварным и омерзительным. Но благодаря диалектике, существующей между теорией и экспериментом, мы можем преодолеть презренное коварство неодушевленного мира и заставить его служить основой бесконечно движущемуся прогрессу. Колесо прогресса не может автоматически вращаться вечно, поскольку оно вынуждено вновь и вновь преодолевать слепое, немотивированное сопротивление неживого мира, как то земное притяжение и неровность почвы. Колесу прогресса требуется мотор, которым являемся мы сами, наша собственная воля. Отсюда и происходит победный лозунг индустриальной революции: «Встанут все колеса, если того захочет твоя сильная рука!» Мы сами управляем всеми колесами, мы – живой Бог мертвой Вселенной.