О праве войны и мира

4. Павсаний так характеризует Филиппа Македонского "Никто не назовет его отличным полководцем, поскольку он усвоил обычай пренебрегать клятвой, нарушать соглашения по любому случаю более, чем все другие люди". Валерий Максим говорит о Ганнибале: "Объявив войну римскому народу и Италии, он вел ее еще ожесточеннее против самой добросовестности, наслаждаясь обманами и ложью как наилучшими способами достижения успеха. Отсюда произошло то, что хотя при иных обстоятельствах он оставил бы по себе отличную память, на самом деле он заставил сомневаться, следует ли его считать выдающимся или же самым дурным мужем". У Гомера троянцы сами обвиняют себя, терзаясь угрызениями совести:

Поправши священные узы,

Клятвы нарушив свои, мы, воюя, творим преступленье.

("Илиада", песнь X)

Опровержение мнения, отрицающего обязанность соблюдения добросовестности по отношению к разбойникам и тиранам

II. 1. Выше мы уже заметили (кн. II, гл XIII, ^ XV), что нельзя принимать к руководству следующие слова Цицерона: "Не должно нам вступать в какое-либо общение с тиранами, но скорее нужно совершенно избегать этого". Он же пишет: "Пират не находится в числе государственных врагов; в отношении к нему не может быть ни добросовестности ни взаимной клятвы". О тиране высказывается также Сенека: "Попирая законы человеческого общения, он порвал все узы. связывающие меня с ним". ("О благодеяниях", кн. VII).

Из того же источника проистекла ошибка Михаила Эфесского, утверждавшего в толковании на "Этику Никомаха", что якобы нет прелюбодеяния с женою тирана3. То же самое утверждали не менее ошибочно иудейские учителя4 о чужеземцах. браки которых они почитали ничтожными.

2. И тем не менее большую часть войны с пиратами Кней Помпей закончил соглашениями5, обещав им сохранить жизнь и обеспечив им место жительства, где они могли бы проживать, не прибегая к грабежу. И тираны иногда возвращали свободу. выговаривая самим себе безнаказанность. Цезарь в третьей книге "Гражданской войны" сообщает о соглашениях, заключенных римскими полководцами с разбойниками и дезертирами, обитавшими на Пиренейских горах. Кто же решится утверждать, что в силу подобного соглашения не возникает никакого обязательства.

Хотя, по правде, на такого рода людей не распространяются узы того взаимного общения, которое ввело право народов в отношения воюющих сторон в войне торжественной и полной, но поскольку это - все же люди, они состоят в естественном общении, как правильно сказал Порфирий в книге третьей "О воздержании от мяса животных". Отсюда вытекает, что договорные обещания должны соблюдаться. Так, Диодор упоминает о соблюдении Лукуллом верности по отношению к вождю беглых рабов Аполлонию. И Дион Кассий пишет, что Августом, не хотевшим нарушить данного слова, была уплачена разбойнику Крокате назначенная за его голову цена, когда тот сам явился (кн. LVI).

Опровержение довода, исходящего из факта, что последние заслуживают наказания; и доказательство того, что здесь упускаются из вида те случаи, когда с таковыми вступают в сделку

III. 1. Но посмотрим, нельзя ли привести что-либо более подходящее в пользу того, что было сказано Цицероном.

Прежде всего отметим то, что величайшие злодеи, не принадлежащие к какому-либо государству, могут быть наказаны кем бы то ни было по естественному праву, как нами выяснено в другом месте. А у лиц, которых можно наказать вплоть до лишения жизни, могут быть отняты и их имущества и права, на что совершенно правильно указал тот же Цицерон: "Не противоречит природе лишить имущества того, кого дозволено умертвить" ("Об обязанностях", кн. III). В числе же прав имеется и право, приобретенное в силу обещания; стало быть, оно может быть отнято в виде наказания.

Я отвечаю, что это было бы верно, если бы кто-либо имел дело с лицом не как с преступником; но если с ним вступили в соглашение как с таковым6, то, надо думать, безнаказанность уже включена в самое соглашение в отношении предмета, о котором идет речь. Ибо всегда, как мы сказали выше, следует применять такое толкование, которое исключает безрезультатность заключения сделки.

2. Не без основания у Тита Ливия Набид на обвинение его Квинцием Фламинием в тираническом образе действий возражает: "На это название я могу ответить тем, что, каков бы я ни был, я ныне тот же, каков я был, когда ты сам, Тит Квинций, заключал со мной союзный договор". И далее: "Я совершал уже те действия, каковы бы они ни были, когда ты заключал со мной союзный договор". И еще: "Бели бы я что-либо нарушил в этом союзном договоре, то я должен был бы дать объяснение в нарушении доверия; но поскольку вы сами нарушили его, то вам следует привести тому оправдания".