Индивид во взаимодействии, усваивая интересы общества, и этим утверждаясь в нём, получает в ответ, и его духовную поддержку, поэтому общество и общение, становится его духовной потребностью. Душевная боль, разделённая друзьями сопереживанием, – уменьшается; чувство разделённой радости, – увеличивается.
Самое сильное одиночество индивид, испытывает в толпе, духовные интересы которой, ему чужды; тогда как даже узник, знающий, что его единомышленники на свободе, продолжают общее дело, чувствует себя не таким одиноким.
В первобытном обществе, выживание индивида, требовало согласованного действия всего рода. Взаимоотношение и поведение индивидов складывались вековыми традициями и привычками, нарушение которых, для члена рода, были немыслимы.
С разделением труда, и с развитием частной собственности, традиции, сковывающие индивидуальные способности и действия отмирают, и каждый индивид, или семья, сосредотачивают всё своё внимание, только на действиях связанных с их интересами. Общественный характер труда при этом, ни куда не исчез, но проявляется он теперь, в общественном обмене продуктами.
А расширенный обмен продуктами, производится за приделами индивидуального хозяйства, без непосредственного участия производителей, опосредованно, следовательно, и за приделами их сознания, а поэтому, и бесконтрольно с их стороны. И такой обмен, в итоге, и приводит к последствиям, которые, и сваливаются на головы индивидами, как стихийное бедствие, причина которого, для них, покрыта тайной.
А причина этого общественного бедствия, в том, что частные интересы индивидов, классов и родовых объединений, кланов, пересекаясь, очень часто против их воли, входят в неразрешимые противоречия. И они, стремясь разрешить их, в своих интересах, не могут не вступать между собой в борьбу, не приносящую им взаимного урона, воспринимаемого злом. А бескорыстному действию, рождаемому желанием, помочь ближнему, воспринимаемым добром, здесь места очень мало, а если оно появляется, то, как исключительное, чудесное явления.
И поскольку, при разделении труда и частных интересах, зло всеобъемлющее и непобедимо добрыми пожеланиями и намерениями, то это, и стало предметом философских рассуждений, о добре и зле вообще; рассуждений, как о естественном и не устранимом противоречии, как о сущности бытия.
Неразрешимость в классовом обществе, разрушительного противостояния зла и добра, в интересах господствующего класса, прикрывается возведением своих интересов, в качестве всеобщих значений, как общечеловеческих ценностей, признание и уважение которых, и ведёт к добру. Из них и выстраиваются, отвечающие его интересам, нормы отношений, нормы общественного поведения. Соблюдение этих норм, и становится нравственностью, а поведение нравственным.
Библейская, заповедь, «не убий», накладывая запрет на кровную месть, утверждала единственное право государства, наказывать преступников; а «не укради», защищало право собственности; «не прелюбодействуй», отражала заботу об имущественном наследстве.
Эти заповеди, как и другие, возникшие в конкретных условиях утверждения господства, но абсолютизированные, и плохо совмещаемые, с противоречиями реальной жизни, невозможно соблюсти, даже спрятавшись от неё в монастыре.
Подобно тому, как один и тот же предмет, в различных взаимодействиях, может проявлять свои противоположные свойства; как одно, и то же действие, может приводить к противоположным результатам; так, одна и та же причина, к противоположным следствиям. А поскольку эти противоположности, могут проявляться, как добром, так и злом, то они и воспринимаются, индивидами, как взаимосвязанные, – «нет худа без добра»; «не было бы счастья, да несчастье помогло».
Но Библия и церковь, рассказывая, как сам всемогущий творец небес, искореняя зло, нарушением своих же, заповедей, и как видим, успеха так и не достиг, научить разрешению противоречий не могут.
А что же в таком случае, можно требовать от простых смертных, от слабых человеческих индивидов. Они действуют так, как вынуждают их естественные потребности и позволяют их же силы. Столкнувшись с противоречиями жизни, они грешат, разрешая их в своих интересах, так, как им представляется необходимым; а церковь, чтобы тяжесть грехов их не сломала, вынуждена их прощать, сводя этим, поскольку грех, становится преступлением без наказания, значение заповедей, к нулю.
Мало того. Поскольку грех неизбежен, а покаяние, безотказно открывает спасительные врата рая, – тогда как, «благими намерениями, дорога в ад вымощена», – то грех, и воспринимается как необходимость. «Не согрешишь, не покаешься, а не покаешься, не спасёшься».
Поэтому-то, за всю историю, ни одна религия не смогла приобщить народы, к своей благой нравственности, в чём церковь, обвиняет самих людей. А надо бы, их экономические отношения.
Но поскольку, живя в обществе и взаимодействуя, и хоть как-то не общаться, невозможно, то в общественной исторической практике, и складываются нормы общественного поведения, осознаваемые индивидами как необходимость, требующая соблюдения.