О природе сакрального. К истокам духовного опыта

То, что некоторая биологическая (биохимическая) аномальность является признаком задатков творческой одаренности, указывает Б. Эфроимсон в книге «Загадка гениальности»133, а Ч. Ломброзо приводит множество примеров того, что гениальность и помешательство – две вещи совместимые и родственные. Если проанализировать биографии многих одаренных людей, то обнаружим, что очень часто в детстве и юности они были подвержены тем болезненным состояниям, что имеют многих признаки «шаманской болезни»134. Шамана, как и гения, отличает повышенная впечатлительность и, как следствие, потребность в глубоких эмоциональных переживаниях, что может расцениваться как более тесный контакт с потенциями бессознательного. Сравнение гения и шамана основывается не на типологическом сходстве, а на генетическом родстве, «в сущности понятие магической силы человека сходно с современным понятием способностей или таланта»135. Тот, кто становился шаманом в рамках традиции, сегодня становится творческой личностью, которая уже сама пробивает себе дорогу; «одаренный человек – это с биологической точки зрения отклонение от усредненной меры; и поскольку изречение Лаоцзы „Высокое стоит на глубоком“ является вечной истиной, то это отклонение направлено… одновременно и вверх, и вниз. Отсюда возникает определенное напряжение противоположностей, которые… наделяют личность темпераментом и интенсивностью»136.

Думаю, что в потере механизма отбора сакральных личностей заключена причина хаотизации истории и прогрессирующей десакрализации. Традиция, признавая шамана, ставила его себе на службу, он действовал и нарушал традицию в рамках традиции. В секуляризированном обществе творец, предоставленный сам себе, творит собственную традицию, личную философию, религию, предоставляя ее на суд общества, расшатывая его идейные устои.

Итак, гений – личность с достаточно хаотизированной психикой, с напряжением противоположных начал, «одаренность не только… компенсируется некоторой неполноценностью в другой области, но порою идет рука об руку даже с патологическим дефектом»137. Именно эта «внутренняя сакральность» делает одаренных людей более религиозными (по мнению П. Радина, А. Маслоу существуют люди с повышенным религиозным чувством, которые, собственно, и поддерживают религию на должном уровне, не давая ей скатиться к механизированным обрядам и магическим манипуляциям), «великие люди более суеверны, чем люди средние»138. Мистик, интеллигент – тот, кто обладает особым отношением к символам, имеет достаточный запас их толкований, что позволяет ему творить новые символы. Такой человек слишком индивидуален, что обусловлено его более широким видением действительности. Его язык не только богаче языка профанного человека, но и более индивидуалистичен – большее количество переживаний требует и большего числа понятий для их выражения. В этом смысле сакральная личность выступает еще и творцом языка.

Внутренний хаос гения обуславливает напряжение в познавательной деятельности. Внешний мир существует для человека в том виде и в той степени, в какой он представлен в мире внутреннем. Из этого можно заключить, что чем более знает человек, тем больше он чувствует; чем сильнее в нем представлен внешний мир, тем богаче и внутренний, тем сложнее картина мира, тем более она стремится превратиться в хаос, который требуется как-то упорядочить. Во многом знании многая скорбь именно потому, что многое знание не находит тех четких пограничных линий между нормой и ее нарушением, порядком и хаосом, что известны обыденному сознании, мифологическому по сути. Поэтому «те, кто знают» нуждаются в сакральном еще больше, чем «те, кто верят», ибо сакральное, внося в жизнь ритуально-мифологические ритмы, способствует обузданию хаоса.