О природе смеха

Кстати, подмышки сами по себе проявляют черты родства с гениталиями, особенно женскими. Их характеризует внутреннее расположение, наличие волос, влажность, ольфакторность. С другой стороны, половые органы, подобно подмышкам, обладают повышенной щекотливостью.

Провайн произвел ряд разного рода опросов по изучению действия щекотки. Большинством респондентов она была признана умеренно приятной (см.: Pro vine 2001: 102). Примечателен следующий вывод Провайна — щекотка носит ярко выраженный гетеросексуальный характер. На вопрос, кто чаще щекотал респондента в течение предыдущего года, противоположный пол был назван в семь раз чаще, чем свой. А когда спрашивали: «Кого бы ты хотел получить в качестве щекотателя?» — эта пропорция достигла пятнадцати крат. На вопрос, адресованный 23-летней женщине, когда бы она хотела, чтоб ее щекотали, ответом было: «Вообще-то никогда, но с любовником в постели это хорошо». Ответ другой женщины (21 год) на этот же вопрос: «Если это мой любовник, то в любое время, в любом месте» (Там же: 108—109). Одна женщина сообщила даже, что во время щекотки ощутила оргазм (см.: Там же: 115). Когда поставленные вопросы перевели респондентов из объектов щекотки в ее субъектов, результаты были следующими. На вопросы: «Кого вы щекотали в течение последнего года?» и «Кого вам наиболее нравится щекотать?» — ответы респондентов показали гетеросексуальную склонность в три и пять раз больше соответственно (см.: Там же: 109).

Провайном щекотка рассматривалась и под другими углами зрения. Итог анализа: «Щекотка может быть корнем всей игры, инициируя общее возбуждение у молодежи, и сексуальное — у взрослых» (Там же: 126). В этой формулировке важно то, что автор отмечает сексуальную сторону щекотки.

В данной связи заслуживает особого внимания следующее высказывание Провайна о генезисе смеха: «<...> вокализация смеха не возникла de novo, а произошла из ритуализации затрудненного дыхания грубо-беспорядочной и сексуальной игры, посредством превращения звука, выработанного дыханием, в символ игрового состояния, которое произвело его» (Там же: 96—97. Курсив мой).

Не вызывает сомнений, что под грубо-беспорядочной игрой здесь подразумевается борьба «понарошку», или игра в агрессию. Однако менее ясно, что понимается автором под «сексуальной игрой». Этот термин допускает разные трактовки. Если в такие игры играют взрослые, то зачастую они связаны с совокуплением. Сам коитус тоже нередко именуется «игрой» (см.: Под именем Баркова 1994: 269; Русский мат 1994: 107). По Эрику Берну, «сексуальные игры — это упражнения в сексуальном привлечении, эксплуатации соответствующих органов и оргазма» (Берн 2000: 206). В то же время существуют и детские сексуальные игры (см.: Сосновский 2002: 146; их называют также «социосексуальными играми», см.: Кон 1989: 198). Подобные игры широко распространены у детенышей обезьян. Часто это имитация полового акта, другими словами — игра в секс.

Если учесть, что та глава книги Провайна, из которой заимствована процитированная выше фраза, посвящена в основном смеху молодых шимпанзе — наблюдения велись преимущественно над особями в возрасте менее одного года (по замечанию Провайна, они особенно игривы и много смеются, см.: Provine 2001: 76) — то, вероятно, под выражением «сексуальная игра» автор подразумевал именно игру в секс у детенышей данного вида обезьян.

В таком понимании приведенный выше вывод Провайна о смехе представляется нам очень знаменательным, хотя, на наш взгляд, здесь освещается только часть проблемы.

Очевидно, игра как псевдоагрессия и псевдосекс это и есть третий основной корень смеха — наряду с агрессией и сексом^{89}.

И всё же в тех работах о смехе, где его происхождение выводится из игрового поведения обезьян, мы не обнаружили материала о сексуальных играх молодых особей. То же касается и сексуальных игр человеческих детей.