О природе трансперсонального опыта

Этим, конечно, не исчерпывается диапазон психотерапевтического влияния различных форм верований на состояние как сообщества в целом, так и отдельных его членов. Например, вера в то, что должным образом составленное и ритуально оформленное обращение к тотему принесет желаемый результат, придает человеку уверенность в делах и позволяет сохранять надежду в сложных жизненных ситуациях. А это очень важно, поскольку такие эмоции, как страх или неуверенность, не только снижают вероятность быстрой и адекватной реакции в условиях постоянно изменяющейся среды, но и создают стрессорное давление на индивида. В состоянии же стресса, как известно, в первую очередь страдает репродуктивная функция, в силу чего особи, в наибольшей степени подверженные стрессу, оставляют значительно меньше потомства, чем их лучше адаптированные собратья. Но поскольку состояние стресса (вернее, дистресса) связано с отрицательными эмоциями типа страха, неуверенности, тревоги, уменьшению которых может способствовать система верований, функционирующая в сообществе, постольку способность верить, повышающая степень устойчивости к стрессорным воздействиям, оказывается селективно ценным качеством.

В подтверждение этому можно привести и выводы социобиологов. Так, Э. Уилсон полагает, что определенные формы верований будут сохраняться и распространяться в сообществе, если они способствуют повышению адаптивных возможностей человека. Напротив, если какие-то верования ослабляют выживаемость и продуктивность их носителей, то, несмотря на возможную эмоциональную привлекательность, они исчезнут в ходе эволюции. По мнению Э. Уилсона, этот процесс генетически обусловлен, поскольку гены определяют функционирование нервной и гормональной систем человека, работу его органов чувств и поэтому почти наверняка влияют на процессы научения. Возникают определенные ограничения на формирование некоторых видов деятельности и поведения. В итоге отбор представлений и верований испытывает влияние цепочки взаимосвязей, которые восходят от генетического уровня, через физиологический, — к структурам индивидуального и группового научения.

Поскольку ситуации, связанные со смертью или рождением, значимы для любого сообщества людей, можно полагать, что соответствующие системы верований возникают во всех культурах. Разумеется, подобная универсальность не предполагает их единообразия. Более того, они могут быть весьма различными, а их рациональная реконструкция — довольно непростой по целому ряду причин. Обращаясь к осмыслению удаленных от нас по времени культур, мы неизбежно и чаще всего неосознанно переносим на них существующие в наше время стереотипы восприятия и осмысления. Избежать такого переноса очень трудно, поскольку необходимо знать, что некоторое положение, воспринимаемое как бесспорное, на самом деле ограничено рамками данной культуры. Но это знание в неявной форме уже предполагает наличие предварительной адекватной оценки той культуры, к осмыслению которой исследователь приступает. Получается, что для того, чтобы верно оценить феномены достаточно удаленной от нас культуры, надо знать, как их следует оценивать; чтобы не переносить стереотипы более позднего видения мира на интерпретацию ранних культур, надо знать, какие компоненты составляют достояние более поздних форм развития человеческой жизнедеятельности.

Во многом это внутренне противоречивая задача. Поэтому так затруднены рациональные реконструкции процессов формирования и функционирования каких-либо структур прошлого. Вместе с тем нельзя утверждать, что такие реконструкции в принципе невозможны.

Учитывая эти соображения, попытаемся рассмотреть те аспекты трансперсонального опыта, которые связаны с темами смерти человека, переселения душ, регрессии в глубоко архаические слои переживаний. Прежде всего отметим, что в различных культурах сформировались разные представления о посмертном существовании души и ожидающей ее судьбе. Некоторые из них отличаются чрезвычайной жестокостью, даже жестокостью по отношению к проходящим испытание душам, суля им бесконечные мучения в случае неудачи и почти (или совсем) не оставляя надежды на спасение. Другим же свойственна удивительная гуманность: в них отсутствует ригоризм осуждения «неумелой» или сильно нагрешившей души. Повествование, скорее, содержит нотки сочувствия и явное стремление помочь душе — насколько это возможно — избежать падения в более глубокие слои посмертных миров, в. которых возрастает количество испытаний, выпадающих на ее долю, а их характер ужесточается.