О процессе цивилизации. Том II. Изменения в обществе. Проект теории цивилизации

Только после решения и преодоления межгосударственных и внутригосударственных противоречий такого рода мы могли бы с большим правом называть себя цивилизованными людьми. Только тогда вошедшие в индивидуальное «Сверх-Я» правила нашего кодекса поведения могли бы избавиться от функций, которые не выражают нечто личное, но служат маркировке унаследованных привилегий, определяются принуждением и необходимостью отличать себя от прочих людей (причем это отличие определяется не личными заслугами, а ведется на основании орудий собственности и престижа, позволяющих провести грань между представителями какого-либо слоя и людьми, принадлежащими к нижестоящим группам). Только тогда регулирование отношений между людьми будет ограничиваться теми запретами и предписаниями, что необходимы для поддержания высокой дифференциации социальных функций и высокого уровня жизни, имеющего своей предпосылкой высокую производительность труда и растущее разделение функций. Лишь тогда самопринуждение сведется к ограничениям, необходимым для обеспечения, совместного труда, наслаждения и жизни без страха. Только с преодолением противоречий между людьми, противоречий в строении социальной сети, могут смягчиться внутренние противоречия в душе индивида. Только тогда не исключением, а нормой станет оптимальное равновесие в душе самого человека, для обозначения которого мы столь часто используем высокопарные слова, вроде «счастья» и «свободы». Оно означает длительное состояние равновесия или даже гармонии между социальными задачами, требованиями всего общественного бытия человека, с одной стороны, и его личными стремлениями и потребностями — с другой. Только такое строение межчеловеческих отношений, обеспечивающее существование каждого индивида, функционирующее таким образом, что все индивиды рука об руку трудятся в единой сети, решая общие для всех них задачи, создает возможность для возникновения и поддержания подобного равновесия. И только при его установлении мы с полным правом можем назвать людей цивилизованными. Вплоть до этого времени мы в лучшем случае имеем перед собой процесс цивилизации и всякий раз должны повторять: «Цивилизация еще не завершилась, она еще только в становлении».

А.М. Руткевич Историческая социология Норберта Элиаса

Норберт Элиас родился 22 июня 1897 г. и умер 1 августа 1990 г.[197] В классической гимназии родного Бреслау Элиас получил прекрасное гуманитарное образование; он намеревался поступать на философский факультет и уже успел проштудировать основные сочинения Канта. Этим планам помешала война — сразу после окончания гимназии его призвали в армию.

Правда, он был призван не в первые месяцы войны, когда генералы надеялись на быструю победу и по канонам прошлых сражений гнали в атаку цепи и колонны, полностью уничтожаемые орудийным и пулеметным огнем. По совету родителей Элиас записался добровольцем в роту связистов и первые полгода проходил подготовку, а затем его направили на западный фронт, где он провел около трех лет, вплоть до конца войны. Ему приходилось под огнем налаживать постоянно разрываемые телефонные линии; опасность для жизни была ежечасной, но все же меньшей, чем в других родах войск. В подразделении вместе с ним воевали в основном выходцы из рабочих, совершенно равнодушные и к судьбам монархии, и к военной пропаганде. Они избрали его в 1918 г. в солдатский Совет, но пролетарской идеологией он тоже не «проникся», и вскоре после перемирия оказался дома.

В революционной Германии рухнули практически все прежние государственные институты; остались только офицерский корпус, социал-демократическая партия с профсоюзами и католическая церковь. Социал-демократов даже в кругу родителей Элиаса считали политическими аутсайдерами и презирали. Но именно они стали правящей партией. Социал-демократы отказались следовать своей доктрине классовой борьбы и осуществлять революцию по схемам, реализованным большевиками, но все же созданная ими Веймарская республика была крайне непопулярна. Негативное отношение к правительству преобладало не только среди военных, чиновников, клерикалов и монархистов, но и в среде немецкой буржуазии, буквально ненавидевшей всех «левых» и считавшей их ответственными за поражение страны в войне и позорный Версальский договор. Немецкий средний класс был крайне оскорблен и ожесточен, офицерский корпус, верхний слой чиновников и прочие традиционно «правые» (вплоть до университетских профессоров) считали поражение результатом «заговора», «удара в спину», нанесенного Германии левыми, и прежде всего «еврейством». Что же касается Элиаса, сам он, по его собственному признанию, скорее, радовался поражению Германии, поскольку оно привело к ликвидации монархии.