О прожитом с иронией. Часть I

Настроение у Ивана Семеновича было хуже некуда. Да нет, вы не думайте, не болен он, и на работе все в порядке, и домашние живы и здоровы. Но настроения нет, и все тут. А причина… сказать стыдно. Видите ли, выступить ему на профсоюзном собрании завода предложили, да так настоятельно, что отказаться ну никак. Казалось бы, что тут такого, выступить так выступить, всего-то делов на десяток минут. Однако для Ивана Семеновича это проблема, причем серьезнее некуда. Молчун он, и не просто неразговорчивый человек, а молчун, есть такие люди на свете. Вот и Семеныч к ним отнесен.

Уж более трех десятков лет он на этом заводе, после ПТУ был принят сначала учеником слесаря, следом слесарем, мастером участка. И по сей день мастером трудится, причем, как говорят, не просто мастером, а отменным специалистом. Все сложные по слесарке дела – к нему, помоги, мол, да покажи, а он и не откажет, и, что самое главное, покажет. За это его и любят, и уважают на заводе. И компанейский вроде мужик, одиноким волком его никто не считал, однако слова из него не выдавить, даже в обычной беседе. Впрочем, насчет слов – это не совсем верно. Слова-то, конечно, он знает, а некоторые и произносит, все же школа за плечами, ПТУ. В конце концов, женился, а значит, предложение невесте делал, и детишек аж трех воспитал. Безусловно, русский язык ему знаком, но как-то он умудряется обходиться в разговоре несколькими фразами, а ежели они произнесены с разными интонациями, это уже роскошный разговор.

– Семеныч, ты как считаешь, будет толк из этого пацаненка?

И в ответ эдак весомо звучит: «Думаю… Как говорится…» Все, Семеныч доброе слово о подмастерье сказал, факт.

– Иван Семеныч, зайдешь? Завтра вечерком внучка обмываем, а?

– Ясно дело… Как говорится…

Придет мастер, придет, да еще со своей Кузьминичной, и подарок не забудет. Обязательный человек.

– Ваня, квасок я сварганила, попробуй, как тебе?

Отхлебнет он из стаканчика, кивнет одобрительно, крякнет: «Ну уж, мать, как говорится…» Понятно, одобрил муж семейный напиток. Но если с чем он не согласен, его пара фраз, те же «Как говорится…» и «Ну уж…», сказанные с нахмуренным лицом, утверждали неудовольствие. Заводские за годы общения привыкли к немногословному, но мудрому, мастеровитому, да и как только его не характеризуй, нормальному мужику.

А что до разговоров, то, как говорится…

Так вот, ближе к теме.

Уговорил его профорг выступить, не просто уговорил, он и аргументы предъявил:

– Семеныч, народ тебя уважает, даже, понимаете ли, любит. Мы тебя годами хвалим, и путевки санаторные получаешь. Так? И на Доске почета уж больше десятка лет висишь. Так? Так вот. На собрании будет обком профсоюза, тебя там знают, я о том, что ты говорить будешь, уже предупредил. Понятно?

– Как говорится…

– Что «как говорится…», напиши текст на бумажке да прочитай, грамоте обучен, никак. Уж больно повестка значимая. Страна, понимаешь ли, перестраивается, и нам, рабочему классу, следует свое веское слово сказать. Ясно?

Ну и что тут после такого разговора неясно? Готовиться надобно, и все тут.

– Как говорится…

Так что настроение настроением, но подготовка нужна.

Собрание проходило, как и полагается, в соответствии с духом перестроечных времен. Директор, в своем докладе указав на ряд недостатков, призвал заводской профсоюз активнее перестраиваться, двигаться вперед, включать передовое мышление, работать активнее, все более творчески и инициативнее, по-новаторски. Принимавший участие в собрании ответственный работник обкома профсоюза в такт директорским словам энергично кивал головой и, как было понятно, всем сердцем был с теми, кто уже перестроился и вот-вот перестроится. После доклада директора выступил секретарь парткома, затем штатный выступала Терентьич, заводской кадровик. Быстро взбежал на трибуну и отбарабанил свои лозунги и обещания тянуться за партией и не подкачать заводской комсомолец Володька Телегин.

Все шло по намеченному профкомом плану. Выступила еще пара человек, и вот наконец предоставлено слово Ивану Семеновичу. Взошел он на сцену не спеша, уже на трибуне достал из кармана стопку листов с речью, полез за очками и… Нет очков, нет, и все тут. Ну уж… как говорится… Он обстучал, да не единожды, все карманы вплоть до потайного на брюках сзади. Нет очков.

Пауза затягивалась.

Народ стал перешептываться да переглядываться. Большинство присутствующих знали, что не Цицерон Семеныч, понимали его состояние и, естественно, переживали за товарища.

И вот на выручку растерявшемуся Ивану Семеновичу пришел Пашка, его коллега по работе и друг по жизни.

– Семеныч, да ты просто так, своими словами скажи, мы тебя поддержим. Поддержим, а? Что товарищи скажут, а?

С мест раздалось:

– Поддержим, говори! Говори, Иван Семеныч!

Вытерев пот со лба, обняв трибуну двумя руками, силясь вспомнить написанную накануне речь, Иван Семенович начал:

– Товарищи…

– Верно сказано! Молодец, Иван! Правильно говоришь!

Приободрившись, оратор продолжал:

– Как говорится…

Пашка поддержал:

– Не в бровь, а в глаз! Четко подмечено, нельзя этому не верить! Правильно, товарищи?

Шум в зале: